Утром я уже сама искала глазами газетчика. Информационного голода допустить было нельзя.

И газету схватила, как спасательный круг. Словно ждала новостей о том, что преступник найден и вообще никого никуда не привораживали, просто двое министров сошли с ума. А ключ города… что ж, и этому найдется какое-то объяснение.

Однако, первый же заголовок не дал шансов продолжать так думать.

“Четыре декана и деканша. Кто приворожил двух министров?”

И ниже: “Неизвестный преступник собрался стереть память всему городу”.

С первой статьей все понятно - там о ключе от столицы и нас, как главных подозреваемых. Неприятно, но неизбежно. Пока я дошла до академии, успела по диагонали пробежать и вторую новость. Служащие хранилища артефактов установили, какие запретные реликвии были похищены кем-то из нас.

Это оказался древний, выкованный кузнецами-драконами “шлем беспамятства”. Надеваешь его на голову человеку, и он теряет все воспоминания. Но не только эта опасная игрушка привлекла преступника.

Для комплекта он взял еще и “Порхающую лихорадку”. Хитрая выдумка одного темного колдуна, который очень уж был обижен на человечество. Артефакт сам по себе не имел никакой выраженной силы. Но мог распространять действие любого другого на огромные территории. Так что заголовок имел под собой основания.

“Кроме этих двух магических орудий похищено еще несколько помельче, но каких - пока скрывается в интересах следствия”.

Конечно, такие тревожные вести не оставили спокойными студентов и преподавателей. В академии царило нездоровое оживление. Все смотрели друг на друга и в особенности на деканов, с подозрением.

Я зашла в свой кабинет и застыла на пороге. Родрик Ишер стоял спиной ко мне и любовался в окно видами кампуса.

– Доброе утро, — вежливо сказала я.

Он обернулся ко мне.

– Прошу меня извинить, Лавиния. Снова захватил вашу территорию. Просто хотел передохнуть от бесконечной вереницы любопытных, которые так и рвутся в деканат.

– Рабочий день даже не начался толком, а они уже вас преследуют, — заметила я, закрывая дверь и заходя к себе.

Даже не пойму, что делать-то. Что ему сказать?

– Боюсь представить, что будет дальше. Но не буду мозолить вам глаза, Лавиния.

Он двинулся к выходу.

– Да вы не мозолите, — вырвалось у меня, — можете прибегать иногда спасаться.

– Очень щедрое предложение, — сказал Родрик серьезно.

Он проходил мимо меня и остановился, внимательно посмотрел.

– Мне было важно понять, смогу ли я работать ответственно и непредвзято, зная, что вы главная подозреваемая. После всего, что было.

– И как? — спросила я, заинтригованная его неожиданным признанием. И сделала шаг в его сторону.

– С самого начала я даже хотел, чтобы вы и правда были виновны. Мне бы так, возможно, было легче.

– А сейчас?

Мы с ним стояли совсем близко друг к другу.

– Сейчас я хочу вас оправдать. Так непрофессионально.

Он сказал это совсем тихо. Почти прошептал. Почти что на ухо… Мое сердце замерло и пропустило удар. Как же захотелось найти убежище в его объятиях. Нет, время не лечит и глупость не проходит. У меня, по крайней мере.

Я прикрыла глаза от бессилия. Не могу я думать и чувствовать как надо. И в итоге снова буду страдать. Не увидела, но ощутила, что он сделал еще шаг вперед. Коснулся моего виска невесомым поцелуем.

— Удивительно, но я не держу на вас больше зла. Не сказал бы, что простил, но…

– Что?

Я подняла на него изумленный взгляд. Очень вовремя он нарушил очарование момента, пока я не растаяла, как мой клубничный пломбир.