Не верю. Не верю сплетням про Алексея Ивановича. Он хоть и любит женщин, меняет их каждый сезон, но бизнес построил с нуля, своими руками. Дорожит им и поэтому не станет портить репутацию компании грязными делами.

Может Алена нарочно наговаривает и преследует свою выгоду? Насколько я знаю, Алексей Иванович никогда не позволял себе распускать руки на работе и уж тем более откровенно лезть подчиненным под юбку.

Артур мне часто рассказывал об отце, о работе с ним, шутил и смеялся над его молоденькими любовницами. Я обожала слушать Артура и не только истории про большого босса и главу семьи Чернышевских. Но и о них самих. Я представляя себе жизнь в статусе жены Артура воочию, мечтала стать их частью. И когда он сделал мне предложение, я светилась от счастья. Но недолго.

– Ты чего замолчала? – Алена задевает меня плечом, я вздрагиваю.

– Просто задумалась. – Хмыкаю, а внутри перевариваю горькое варево из обид прошлого, которые всплывают следом за теплыми воспоминаниями.

– Реже так делай, а то пропустишь что–нибудь важное.

Я втягиваю нижнюю губу и перевожу взгляд с Алены в окно. Залитые солнцем улицы зовут прогуляться. Но я уже забыла, когда наслаждалась прогулками и простыми радостями жизни.

Мое утро и вечер начинаются одинаково. С поездки к папе в больницу. Сегодня в шесть часов, я проводила его в лучшую больницу нашего города, к настоящему магу с золотыми руками.

Папа долго не отпускал мое запястье. То, на котором всегда находятся его часы и я поняла без слов: он напоминал мне – время бесценно и я должна тратить его разумно.

Кхр–кхр! Автобус выпускает выхлопные газы при торможении. Я выхожу, все еще находясь одной ногой в воспоминаниях, а Алена уже разговаривает с незнакомкой в шикарном алом платье.

Я обгоняю их. Обе смотрят мне вслед, перешептываются. Не опускаю плеч, держусь ровно. Только пройдя турникет и забежав в лифт, расслабляюсь. Прижимаюсь спиной к зеркальной стене, смотрю на свое отражение.

Грудь высоко вздымается, щеки бледные. Руки, сжимающие ремешок сумки дрожат. Хочется бросить в саму себя тяжелый камень и исказить жалкое зрелище.

Но я фырчу, а подъемник встряхивается и зависает. Через минуту открываются двери. Я медленно вдыхаю, потом ударяю пятками друг об друга и ступаю в новую жизнь.

– Вы Софья Романовна? – тут же нападает на меня женщина с каре, крупными белыми серьгами в форме завитка.

– Да…

Неуверенно отвечаю я, перелистывая в уме сотни вариантов развития событий.

– Поспешите в конференц–зал, вас уже ждут.

Не двигаюсь. Ноги застывают на бетоне.

– Быстрее! Не на английское чаепитие прибыли! – прикрикивает дама, направляясь по широкому коридору.

От ее крика непроизвольно скукоживаюсь. Голова вмиг уходит в плечи.

– Вам сюда! – опять кричит она, указывая мне на черную дверь слева.

Я делаю шаг, потом еще один и еще. И дойдя до места назначения, долго не решаюсь войти. По пути теряю всю смелость. А ее и так не очень много. Совсем крошечные крохи.

– Да что же вы, как робкий цыпленок–то!

Толкает меня внутрь. Я влетаю в зал с огромным овальным столом, стеклянными полками, стеллажами, заставленными первыми изданиями книг великих философов. Едва не падая ниц из–за этой грубиянки.

Артур и его отец перестают разговаривать, сидя в кожаных креслах, держа чашки с черным кофе. Знаю, Артур только его пьет.

– А вот и твоя помощница, отец. Знакомься, Евсеева Софья Романовна.

Чернышевский–младший отвешивает ленивый жест рукой и низко выдыхает. Он насквозь фальшив. Аж тошно.

– Соня? Соня Евсеева? Твоя бывшая, – запинается Алексей Иванович, встает на ноги, ставит чашку на стол. – Невеста?