Лёля появляется с моим калькулятором в руках, щёлкает по кнопкам с максимально серьёзным видом, как будто решает судьбу бюджета нашей семьи.

– Что считаешь?

– Я хочу узнать, сколько денег нужно, чтобы купить садик, и всех детей отправить к бабушке на каникулы.

Бровки Лёли хмуро сведены над переносицей, губки сложены суровой линией.

Иногда я смотрю на неё и невольно думаю, что она просто копия Максима. Тот же сосредоточенный взгляд, те же манеры.

И если бы не её ярко-рыжие волосы и веснушки, я бы даже решила, что моего в ней ничего нет.

– А мой блокнот случайно не у тебя? – спрашиваю я, надеясь вернуть в хозяйство ещё какие-нибудь украденные офисные принадлежности.

– Нет, твой блокнот скучный, – отмахивается она, забрасывая калькулятор на стол.

Карина ловит мой взгляд.

– Алиса, я хотела напомнить, что у меня со следующей недели начинается практика в училище, – сестра разворачивает конфету, сует целиком в рот. – Не шмогу быть так чашто на подхвате.

– Сначала прожуй – потом говори, – журит пальчиком Лёля.

– Вот, слушай ребёнка. Я помню про твою практику, не переживай.

– Справитесь?

– Куда мы денемся? Конечно, справимся.

В конце концов, не могу же я держать бедную девочку в заложниках, лишая её будущей карьеры.

– А про бывшего… Ты не шутила, да?

Закатив глаза, хватаюсь за горячую чашку чая.

Одной лишь мысли о Куравине достаточно, чтобы озябли от холода кончики пальцев.

– К сожалению, это чистая правда. Максим Куравин действительно выкупил издательство и меня впридачу. Можешь поздравить меня с чудесной встречей с прошлым.

Лёля внимательно смотрит на меня, как будто что-то обдумывает. Вижу, что зреет в её голове очередной «взрослый» вопрос.

– Мам, а почему твой бывший тебя купил?

Я вращаю глазами, представив на мгновение, как завтра Лёля со святой простотой четырехлетки объявляет всем в садике, что маму купил её бывший. В этом возрасте у детей ведь нет тормозов: все, что приходит на ум, тут же озвучивается.

– Искорка, я не так выразилась. Он просто купил компанию, в которой я работаю.

Лёля серьёзно смотрит на меня, чуть склонив голову вбок.

– А почему это плохо?

– Потому что… Потому что он, Лёля, надутый индюк, который диктуем всем, как им жить, работать и даже дышать! Вечно всем недовольный. Мама его не научила улыбаться!

– Ему просто нужно дать конфету.

– Конфету?

– Если кто-то грустный, надо ему дать конфету и включить мультики. Мне это всегда помогает.

Она быстро стягивает со стола конфетку, суёт её в карман и убегает к себе в комнату, оставив нас с Кариной обескураженно смотреть ей вслед.

– У тебя очень мудрая дочь. Прислушайся к совету.

– Он растоптал меня, а я ему конфеты потащу? Может, мне ему ещё букет заказать? Он козёл. Ненавижу!

– М-да, печалька… И когда ты собираешься рассказать ему про Лёлю?

– Сбрендила?! – Шиплю на сестру, гневно сверкая глазами. – Я ни за что о ней не расскажу!

– Но он же отец, он имеет право знать.

– Не имеет! Он – не имеет! Лёля только моя. Точка. Когда я давала ему шанс узнать о ней, он отказался меня слушать. Теперь я отказываюсь говорить. Он выбрал холдинг, а не семью.

Карина озадаченно чешет затылок, медленно и громко отхлёбывает чай.

– Да что плохого произойдёт, если он узнает?

– Вот именно! Я понятия не имею, что может произойти. Меня устраивает моя нынешняя жизнь, и я ничего в ней менять не планирую. Куравин непредсказуем. Вдруг в нём взыграют отцовские чувства и он решит своё отсутствие компенсировать гиперприсутствием? Оно мне надо, скажи?

– Нет, но…

– Или, что ещё хуже, Куравин воспримет за личное оскорбление тот факт, что я скрыла от него дочь. Он может провести ДНК-экспертизу и забрать у меня дочь, лишив родительских прав. Поверь мне, у него хватит и денег, и влияния.