Напомнить или сам догадаешься?

Конечно. Романовская. Прошло всего два дня, а ни одна мысль уже не обходится без её образа.

Открыв домофон своим ключом, я иду к лифту. Первый этаж, второй, пятый. Слишком медленно, надо было по лестнице. И отменить спортзал, который такими темпами мне не понадобится.

— Кирилл? — Надя стоит в дверях квартиры, ёжась в тонком топе и шортах. — Я видела, как ты парковался. Что…

Безотказный способ.

Хлопок двери не волнует уже никого из нас. Яростный, откровенно грубый поцелуй сметает все её вопросы. Злость находит выход в рваном дыхании и сорванной тряпке, которая только мешает. Руки намертво прижимают Надю к моему телу. Приподнимают за бёдра, упругие, но не деревянные, как раз такие, какие надо.

Слышно как падают какие-то безделушки с консоли в прихожей, и Надя придаёт им ускорение. И сразу прижимается ближе, ажурным кружевным бельём к моей груди. Не задавая вопросов, не прячась за идиотскими, но правильными словами.

У неё было время подготовиться, и она использовала его по максимуму.

— Кирилл… — Протяжный стон раздаётся, когда полуукусы спускаются ниже. И Надина рука зарывается в мои волосы, притягивая голову к своей груди.

Вот только не думать не получается.

— А если не полегчает?

— Тогда придётся завести постоянного любовника.

Чёрт!

Шумный выдох, и я отхожу на шаг.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — Такого эти стены от меня ещё не слышали.

— Только если кофе. — Надя не сразу осознаёт суть вопроса. — Будешь?

— Давай.

Она кивает, слезает с консоли и заторможенно уходит в кухню, по пути подобрав с пола топ. Растрёпанная, с припухшими губами и отчаянно делающая вид, что всё нормально. Вот только ни черта не нормально.

Белоснежная ванная с намёком на шик встречает меня собственным отражением в зеркале.

Самсонов, какого хрена ты творишь?

Знать бы, ответил бы хоть самому себе.

Опершись руками о края раковины, я опускаю голову.

И стоило так срываться? Для чего? Ради кого? Чтобы потушить злость отвращением к самому себе? Злость, кстати, тоже на себя. Подняв взгляд, я вижу это отчётливо. Также ясно, как то, что Романовской нужен ещё один солдафон.

Интересно, их там по какому-то особому лекалу штампуют? Если да, то есть смысл взять контакты у спецназовца, потому что…

Потому что я кретин.

Зеркало трескается, изрыгнув в раковину мелкие осколки. Слишком громко для того, чтобы заботливая Надя не примчалась меня спасать. Вот только спасать давно пора её.

— Кирилл? — Кровь с костяшек медленно, по капле сочится в белоснежную раковину, не сразу сливаясь с потом воды. — Да что с тобой!

— Кофе, — холодно и отстранённо, словно отдаю распоряжение секретарше. — Готов?

Её суетливое беспокойство замирает вместе с полотенцем в разом обессилевших руках. Отвернувшись, я подставляю руку под струю обжигающе ледяной воды. Ну как, весело унижать других? А когда тебя ни во что не ставит молодая девчонка? Убийственно. Причём трижды, потому что она — мать моего ребёнка и потому что после всех выкрутасов я всё ещё её хочу.

Хотя нет, не так.

Я хочу только её.

— Две минуты, — также холодно отвечает Надя и уходит, бросив полотенце на бортик ванны.

14. Глава 14. Олеся

— Павел Петрович?

Чудодейственный Самсоновский компотик закончился, а найти его в интернете я просто не успела, вчера вырубившись в полёте до подушки, а сегодня сбежав на работу раньше обычного.

— Заходи, Романовская. — Он со вздохом поднимает на меня взгляд от, лежащих на столе, бумаг. — Выглядишь не очень.

— Съела что-то не то.

Пусть в шефе главенствовали низменные желания, вроде поесть и поиметь собственную секретаршу, но, к его чести, шли они всё же после работы. И эти нахмуренные брови на круглом лице означали только то, что у нас проблемы.