Поднимаю на него взгляд.

– Нет, конечно!

– Юль, в чём проблема?

– В чём проблема? – Вспыхиваю, как спичка. – Твой племянник держит в страхе всю школу! Он – зло воплоти! Хочешь, чтобы я закрыла на это глаза?!

Губы Яна растягиваются в такой идиотской улыбке, словно он получает удовольствие от ситуации.

Впрочем, почему же «словно»? Ему всегда нравилось меня изводить.

– Что ты лыбишься, Петров?

– Ты такая забавная, когда злишься. Ты знала, что когда ты сердишься, у тебя на лбу проступает венка?

Резко подскакиваю с места. Отвернувшись, прикладываю холодные пальцы ко лбу. Кожа под подушечками пульсирует и горит.

Ян улыбается ещё шире.

Подхожу ближе, глядя на Петрова сверху вниз в надежде, что это предаст моему требованию веса.

– Ты должен поговорить со своим племянником. Иначе я…

– Иначе что? – С откровенной издёвкой.

– Я костьми лягу, но добьюсь его исключения из лицея!

– Это вряд ли, конечно, однако… Ты можешь попробовать. Будет забавно наблюдать за твоими неуклюжими попытками восстановить справедливость.

Закусив губу, качаю головой.

– Чему я вообще удивляюсь? Яблочко от яблони недалеко падает.

– Вообще-то это не моё яблочко.

– Корни у вас явно одни.

– Ты, я смотрю, неплохо разбираешься в растениях, да?

– Да.

– Как ботаником была, так ботаником и осталась. Даже несмотря на то, что сиськи себе сделала.

Его дерзкое замечание обрушивается на меня очередным ведром ледяной воды. И несмотря на то, что на этот раз блузка моя остаётся сухой, холод проникает глубоко под кожу, впиваясь иглами в кости.

Сердце разгоняется, пальцы судорожно вцепляются в край парты.

Щёки вспыхивают, но я заставляю себя выдохнуть и смотрю на Яна с утрированным равнодушием.

– Не делала я себе… Кхм… Грудь.

Ян ухмыляется, расслабленно откидывается на спинку стула.

– А что ты так этого стремаешься? Двадцать первый век на дворе. Все сейчас всё себе делают. Иванова, в апгрейде нет ничего страшного. Страшно – это когда ты страшная, и ничего с этим не делаешь.

Я в бешенстве.

Мне хочется уронить на голову Петрова что-нибудь тяжёлое, однако не уверена, что завтра директриса погладит меня за это по голове.

А работа мне очень нужна. Терять такое место только потому, что этот хам решил упражняться в красноречии?

Нет уж, увольте!

Точней, наоборот…

Гордо вздёргиваю подбородок.

– Я, Петров, в отличие от тебя, оцениваю книгу не по обложке. Мне куда важнее внутреннее содержание!

– Но чтобы добраться до содержания, нужно сначала выбрать книгу. И ты не выберешь ту, которая не привлекает тебя внешне. Не думал, что мне нужно объяснять тебе такие простые вещи.

Ян замолкает.

Отводит взгляд, скользит им по стенам кабинета, по доске, исписанной моим ровным почерком. Поднимает глаза к плакатам, на которых перечислены времена французских глаголов и правила согласования прилагательных.

– А ты давно здесь работаешь?

Хмурюсь от резкой смены темы.

– Четыре месяца.

– Преподаёшь французский, значит?

Закатываю глаза. Вопрос настолько дурацкий, что я даже не удостаиваю его ответом.

Ян складывает руки домиком, подносит их к губам, смотрит на меня долгим, изучающим взглядом.

Мне неловко.

Меня словно размазали тонким слоем по предметному стёклышку, чтобы сунуть под микроскоп и рассмотреть в мельчащих деталях.

– Позанимайся со мной.

– Что?

– Мне нужен толковый специалист. Человек, который сможет дать мне качественную базу и практикоприменимые знания.

– Репетиторство? – Моргаю заторможенно.

– Я собираюсь выводить бизнес на международный рынок. Первая цель – Париж. У меня французские партнёры, – голос его становится холодным, с металлическими нотками. – Мне нужен язык.