Я абсолютно точно не был готов тогда к отцовству. И все чаще думаю, что не созрел для него до сих пор.

– Малыш, держи. Это тебе.

Выныривая из омута безрадостных мыслей, я невесомо дотрагиваюсь до Евиного плеча и протягиваю ей мишку. На что получаю лишь снисходительный кивок.

Вся её комната завалена игрушками. Плюшевыми медведями, розовыми зайцами, единорогами и куклами. Наверное, так я пытаюсь загладить свою вину перед дочерью, только это не сильно спасает ситуацию.

Между нами всё так же простирается пропасть.

– Малыш, я нашел новую клинику. И отличного врача. Она тебе понравится, правда.

Говорю дочери негромко и ухожу из её комнаты, в очередной раз убеждаясь, что я – паршивый отец.

Лина, сейчас

В городе стоит мерзкая духота. Заползает змеёй в легкие. Мешает дышать.

Пот струится вдоль позвоночника. Футболка противно липнет к телу. А настроение болтается на отметке «ниже ноля».

Эти выходные выпили меня досуха. И теперь я, словно выжатый лимон, еле переставляю ноги и притормаживаю у кофе-бара, расположенного напротив работы.

– Мне, пожалуйста, американо.

– Сколько сахара положить?

– Сахара не надо. Спасибо.

Спустя пару минут я вцепляюсь в вожделенный стаканчик трясущимися пальцами и делаю глубокий глоток как наркоман, соскучившийся по дозе.

Бодрость возвращается медленно, маленькими крупинками. Но её хватает на то, чтобы перевести утро из разряда «паршивое» в разряд «приемлемое».

Правда, ненадолго.

Отойти от встречи с ненаглядными родственничками и хоть немного подремать перед монитором не удаётся. Как только я переступаю порог кабинета, омерзительно жизнерадостный голос секретарши вызывает меня на ковёр к начальству.

И я чертыхаюсь, пока иду по длинному коридору и пересекаю приёмную, гадая, что от меня понадобилось Ленскому в такую рань.

Обычно он предпочитает общаться со мной сугубо по телефону. И кривится каждый раз, когда мы сталкиваемся лицом к лицу.

– Доброе утро, Василина.

– Здравствуйте, Станислав Евгеньевич.

– Как отдохнула? Печеньки будешь?

Ленский доброжелательно подвигает пиалу с крекерами в мою сторону, а я выдавливаю из себя скупое «нормально» и смотрю на него настороженно.

Раньше он никогда не интересовался тем, как я провожу свое свободное время и все ли у меня в порядке. Поэтому подобная смена курса кажется лишь более подозрительной.

– Значит, так, Василина. С сегодняшнего дня откладываешь все свои дела и вплотную занимаешься дочкой Холодова. Поняла?

– Что?

Вопрос с клёкотом вырывается из моего горла и падает между нами не булыжником – гранитной глыбой. На язык как будто насыпали битого стекла.

– То. Будешь вести его дочку. Читай специальную литературу, вникай в тему. В общем, сделай всё, чтобы он остался доволен.

– Станислав Евгеньевич, при всём моем к вам уважении, дети с подобными отклонениями – не моя специализация. Вам лучше…

– Я сам знаю, что мне лучше. Сядь!

Гаркает Ленский, осекая мою попытку подняться на ноги. И в считанные секунды из покладистого сморщенного старичка превращается в матёрого тирана и деспота.

– Местом своим дорожишь?

Сбавляя тон, вкрадчиво спрашивает начальник. А я угрюмо молчу и катаю по столешнице карандаш. Ощущение патовости ситуации закрадывается в душу и заставляет конечности онеметь.

– Знаю, что дорожишь. Жилье в ипотеку. Кредит каждый месяц надо гасить. А с плохими рекомендациями от меня тебя ни в одну нормальную клинику не возьмут.

– И что вы предлагаете?

– Стиснуть зубы, засунуть свою гордость в ж…, куда подальше, в общем. И заняться этой девочкой. Подключай Валентину Федоровну. С Анютой проконсультируйся. Даю тебе полный карт-бланш.