Хрупкая и беззащитная. Именно сейчас. Обо всём остальном лучше не думать. Но всё же мысли – нахально-настырные – упрямо лезли в голову.

– Лар, нам поговорить надо, – погладил я её осторожно по щеке.

Такая нежная кожа… Такая беззащитная доверчивость…

– М-м-м, – промычала она сонно, – давай не сейчас, Крымов.

Сонная. Удовлетворённая. Вот-вот отрубится. Но какой смысл её сейчас мучить? И это её «Крымов»… Я уже забыл, когда она меня по имени называла. Не то чтобы я против. Но иногда хотелось чуть больше отклика, на капельку больше чувств и чего-то такого… как раньше, когда у неё глаза сияли от восхищения. Когда она смотрела на меня, как на бога, восторгалась, хлопала в ладоши, с визгом кидалась на шею…

– Не сейчас значит не сейчас, – согласился я вслух и накрыл её одеялом. А затем лежал, прислушиваясь к Лариному едва слышному дыханию. Она всегда спала тихо-тихо. И я нередко замирал, чтобы услышать, дышит она или нет.

Так иногда делают матери, склоняясь над колыбелью младенца. А я вот тревожился о жене. Уснуть не мог. Сверлил взглядом потолок.

Нет, не годится. Тихонько встал, поцеловал Лару в лоб, оделся на ощупь, мысленно чертыхаясь. Хотя мог бы и в голос: Ларка спала тихо и беспробудно. Сейчас можно хоть из пушек палить – не проснётся.

А затем я ушёл. Закрыл за собой дверь.

Надо машину пригнать, сумочку занести. А потом я уеду. Не домой. В берлогу. Там, где нет её. И, может, тогда удастся заснуть.

4. Глава 4

Лара

Первое, что я поняла, когда проснулась: я одна. Ушёл. Ускакал. Вот так, подло, среди ночи, снова бросив меня на произвол судьбы. Небось помчался свою бледнопоганистую утешать.

Хотя нет. По тому, как он вчера разговаривал, вряд ли он с ней ещё раз пересечётся. С другой стороны… Мой Данила остался где-то там, далеко-далеко. А этот новый свободный мужчина вполне мог поменять привычки и предпочтения.

В последнее время я не любила утро. Каждый раз вставала с ощущением безнадежной обречённости. Машинально выполняла ежедневные механические действия, как в санатории или больнице: душ, утренний кофе. По неизменному сценарию изо дня в день, из года в год. Только на кухне я одна, и от этого так пусто, так тоскливо, как хмурое небо, как слякоть за окном…

– Он меня бросил. Бросил! – проговорила вслух, чтобы, наконец, до меня дошло. Но это хлёсткое слово никак не желало во мне уживаться.

Я из тех, кто не умеет мириться с обстоятельствами. Борюсь до последнего, даже если никто не верит в благополучный исход дела.

Точно так я боролась, когда мы с Крымовым, молодые да зелёные, открывали собственный бизнес, брали кредиты и заложили квартиру моей бабушки. Правда, у меня была опора – надёжное крепкое плечо моего мужа.

А сейчас я как та старуха у разбитого корыта: не знаю, куда двигаться, что делать. Не понимаю, как вырваться из порочного круга наших непонятных отношений, которые как бы закончились полтора года назад, и как бы никуда не делись.

Надо посмотреть правде в глаза: всё, что у нас осталось, всё, что нас притягивает друг к другу, – это постель. Бегаем, как пони по цирковой арене. И остановиться не можем, и скоро сдохнем, потому что без передышки этот бег – путь в никуда.

А я ведь давала себе слово. Сто раз давала. Ушёл – скатертью дорога. Отныне – он сам по себе, а я сама. Как-нибудь уж и без Крымова обойдусь.

Мне, собственно, ничего и не надо. Ни его денег, ни сытого благополучия.

Детей у нас нет, квартиру он мне оставил. Да и счета оплачивает исправно, хоть на хлеб с маслом я сама зарабатываю давно.

Я нынче владелица престижного фотосалона. Сбылась мечта юности. Сама уже давно с фотоаппаратом не бегаю да не снимаю почти, зато мой маленький бизнес процветает, у меня – отличная команда, талантливые фотографы. У нас очередь на фотосессии – на месяц вперёд, особенно под новогодние праздники.