Богдан, уткнувшись в планшет, заходит в палату. Поднимает медленно глаза.

Через тонкие прямоугольные стёкла очков одаривает меня таким взглядом, словно мне на голову ушат ледяной воды вылили, но не говорит ни слова. Игнорируя моё присутствие, он подходит к мониторам и вносит данные в планшет.

Рассматривает девушку.

Прочищаю горло, чтобы избавиться от спазма, сдавившего его.

– Ваш вердикт, доктор?

Он на секунду замирает. Поднимает голову и смотрит на меня поверх оправы.

– Эта ночь покажет, – сухо. – Но есть необратимые повреждения мозга. Высок риск когнитивных нарушений.

– Хотите сказать, что возможно изменение личности?

– Возможно. Даже вероятно.

– Это ужасно, – шепчу.

– Это жизнь, – бросает он равнодушно.

Сжимаю руки в кулаки. Не потому, что злюсь. Потому что чувствую, что могу потерять контроль над голосом.

– Надеюсь, у неё есть близкие, которые о ней позаботятся.

Он хмыкает, резко, почти насмешливо.

– Близкие люди не всегда бывают рядом, когда нужны, – отвечает он, и я вздрагиваю от этих слов.

Молчу несколько долгих секунд, которые своим писком отмеряет кардиомонитор.

– Богдан… Раз уж так вышло, что мы теперь работаем вместе, то давай поговорим. Всё обсудим.

– А разве нам есть что обсуждать?

– Да, – киваю. – Я же вижу, что ты обижен.

Он качает головой и фыркает, будто я сказала что-то смешное.

– Не проецируйте на меня свои комплексы, Евгения Сергеевна. Наши прошлые отношения не имеют никакого значения.

Его слова как удар. Даже не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

– Не имеют значения? – Задыхаюсь от возмущения. – Ты чуть пациентку не угробил из-за своей гордости и обиды!

– Вы заблуждаетесь, Евгения Сергеевна. У меня и в мыслях не было пытаться отомстить вам через пациентку. Я привык работать с профессионалами. Привык к тому, что мои коллеги обладают достаточными навыками и компетенциями. И когда я брал на операцию Татьяну, я по умолчанию предполагал, что она ничуть не хуже вас. Поэтому вопрос о намеренном зловредительстве здесь не стоит, как бы сильно вам не хотелось притянуть его сюда за уши. Однако, я признаю свою ошибку, и впредь буду выяснять уровень хирургической подготовки врача.

Слова слетают с его губ так чётко и слаженно, словно он готовил речь.

Я же в полном раздрае.

– И это всё? – Мой голос предательски срывается.

– Что ещё?

– Богдан, я хочу поговорить с тобой. Спокойно. О том, что тогда произошло. Возможно, ты не простишь меня, но хотя бы поймёшь…

– Ваши объяснения мне не нужны, – перебивает с раздражением. Морщась, словно откусил лимон, взмахивает в воздухе рукой. – Больше нет.

Он клацает по кнопке блокировки на планшете и суёт его в широкий карман халата.

Проходит мимо меня к двери.

– Богдан, – на каких-то вопящих в агонии инстинктах ловлю его за запястье.

Толчок в плечо.

Оказываюсь резко прижата к стене.

Лицо Богдана прямо напротив моего. Серые глаза жидкой ядовитой ртутью въедаются в мои.

Отвожу взгляд, но большой палец Богдана ловит угол моей челюсти. Давит, заставляя приподнять голову.

Его горячее дыхание опаляет щёку.

Наши тела так близко, что я чувствую его тепло – всё ещё родное, хорошо знакомое.

Богдан облизывает губы. Ещё немного подаётся вперёд.

Длинные пальцы на моей шее чуть подрагивают, впечатываются в истошно трепыхающуюся сонную артерию.

На короткое мгновение мне кажется, что сейчас мы неминуемо сорвёмся в поцелуй, но…

– Не смей. Меня. Трогать, – цедит он с ощутимой угрозой в голосе. Прикрывает глаза, словно даже смотреть на меня доставляет ему физический дискомфорт. – Больше никогда. Не смей.