– Чебуреки, – в один голос выдыхают дети, а я расслабляюсь.

Улыбаюсь своим сокровищам, смотрю на их горящие глазки и признаю, что я уже давно не та Вера, которая верила в светлую и чистую любовь. Я верю в себя, в своих детей, и только ради них горло зубами перегрызу, даже Северу.

– Тогда идём готовить чебуреки, – улыбаюсь я и подталкиваю детей к кухне.

Ариша уносится первой, а Тёма задерживает на мне внимательный взгляд, и я снова поражаюсь тому, как могла пропустить ужасную схожесть сына с отцом.

– Мам, но ты мне расскажешь, кто это был, – серьёзно говорит сын.

– Не сейчас, сынок, – отвечаю тяжело.

Тёма смотрит несколько секунд внимательно в глаза, а после крепко обнимает и тихо добавляет:

– Я люблю тебя, мамочка.

Горло опять стягивает спазмом, в глазах моментально собираются слёзы. Двое деток из одной утробы, но такие разные. Если от Ариши слова «Я тебя люблю» могу слышать часто, то от Артёма эти слова что-то сродни снегу в мае.

– Я тебя тоже, – хрипло отвечаю.

За приготовлением любимых чебуреков детей я стараюсь не думать о сегодняшней встрече, но сердце не обманешь. Оно чувствует беду.

Но стоит услышать звук входящего звонка, как внутри всё напрягается. На экране высвечивается номер маминого доктора.

– Вера Владимировна, здравствуйте, – здоровается он.

– Что-то случилось?

– Можно сказать и так, – спокойствие доктора убивает, но я заставляю себя молча выслушать. – Светлану Николаевну переводят в столицу. Нужна дополнительная операция, и если не сделать её, то последствия будут тяжёлыми.

– Вы же сказали, что ей стало лучше, – стараюсь говорить уверенно, но выходит плохо.

– Вера Владимировна, я понимаю Вас, но в данный момент просто ставлю перед фактом.

– В каком смысле?

– Все документы уже готовы, завтра с утра Светлану Николаевну отправляют в столицу, – спокойно добавляет доктор.

– А оплата? Сколько стоит операция, восстановление, да и…

– Всё уже оплачено, – перебивает меня доктор. – Вы можете завтра с утра, к семи, подойти и проводить её.

– А кто ухаживать будет за ней?

– Вера Владимировна, там отличная клиника и высококлассный персонал. Все условности улажены, не волнуйтесь. Спокойной ночи Вам и жду Вас завтра.

Доктор отключается, а я продолжаю сидеть и растерянно смотреть в стену напротив.

– Мам, – меня зовёт Ариша. – Что с бабушкой?

– Бабушка… её переводят в столицу, – отвечаю детям. – Нужна повторная операция.

– Мама, – дети снова подбегают ко мне и обнимают.

Я должна быть сильной. Должна справиться, но мысли скачут, как у сумасшедшей, и я не могу понять, что упускаю.

– Я выйду на улицу подышать, хорошо? – спрашиваю у детей.

Они кивают оба, не говоря ни слова. Захожу за дом и тяжело вздыхаю. Мамина улица крайняя, и за задним двором начинается небольшой лес. Густой, тёмный, пугающий, как и у меня внутри всё.

Смотрю на верхушки деревьев и плакать хочется. Я так устала, но не могу даже сама себе ответить, почему.

– Вера, – слышу снова голос и ловлю дежавю.

– Пришёл добивать? – спрашиваю не разворачиваясь, и такое чувство апатии накрывает, как будто бетонной плитой придавливает.

А я думала, что пережила уже всё это.

***

Всё-таки мне нужно было послушать бывшую и походить к мозгоправу, глядишь, сейчас бы и мозг не плыл. Но Булат прав оказался, что-то не вяжется.

Снова начинаю перечитывать все документы, что прислали люди, которые собирали материал на Веру последние несколько недель, и не понимаю ничего.

Замуж она вышла, но фамилию не поменяла. Дети у неё на её отчестве. Да и дата рождения смущает.

Работала на двух работах, даже деньжат накопить умудрилась. Но для чего было убегать за тысячу километров, если не собиралась нормально жить с этим уёбком?