Волк смотрит на мои полураскрытые губы и я от греха подальше резко возвращаюсь в исходное положение.

— Я ничего такого ей не говорила. Это противоречит врачебной этике.

Неожиданно становится смешно. Хотела бы я посмотреть на лицо Смаилова, когда Регина озвучила свою просьбу. Смешинка попала мне в рот и меня начинает трясти. Закрываю лицо ладонями, потому что ну никак не получается остановиться.

— Что смешного? — цедит сквозь зубы главврач.

— Прости, просто… это очень смешно, — вытираю слезы в уголках глаз, но не могу успокоиться и задыхаясь, продолжаю. — Помнишь, мы обсуждали дело доктора Барвина, который 50 лет оплодотворял пациенток своей спермой?

— Это неудачный пример, — закипает.

— А как она себе это представляет? — чуть ли не задыхаюсь от смеха. — Чтобы ты в нашем кабинете с порнушкой рукой поработал, или переспал с ней? Потому что она-то дама видная. Я бы даже сказала секси. Хотя не в твоем вкусе, конечно. Ты же любишь хрупкий японский фарфор, да?

И здесь я, кажется, перегнула палку, потому что Арлан слишком резко поворачивает кресло к себе, берет меня за локоть и поднимает.

Все, кина не будет. Электричество кончилось.

Прижав к твердой и горячей, как раскаленное железо, груди, главный врач вновь заглядывает в глаза и тяжело дышит. Ноздри угрожающе раздуваются, челюсть сжата. Кажется, одно неосторожное движение и что-то хрустнет. Мне уже не до смеха.

— Я не пойму, это тактика такая? Ты меня вывести хочешь?

— Какого ты высокого о себе мнения. Да сдался ты мне. Субординацию соблюдай, а то правда заявлю о харрасменте. Не переходи границы.

Хотя какие границы могут быть между бывшими любовниками, которые собирались пожениться, а потом все полетело в пропасть?

— Я не перехожу, — пальцы впиваются в чувствительную кожу. Неужели не боится оставить следы?

— Переходишь, — голос предательски дрогнул.

— Границу я перейду тогда, когда тебя поцелую, — угрожает, тяжелый взгляд вновь съезжает с глаз на губы.

— Никогда я тебе не дам…

Хочу сказать “себя поцеловать”, но слова просто тонут в бушующем море, потому что он все-таки целует меня, вкладывая в это слияние всю свою злость.

Это - поцелуй-наказание, поцелуй - откровение, поцелуй на стыке гнева и страсти.

Сердце беснуется, бьется в клетке как раненая птица.

Сначала я сопротивляюсь, колочу его по плечу, но сильная ладонь ложится на шею, скользит вверх и тонет в волосах. Пальцы зарываются в локоны, другая его рука обвивает талию, когда Арлан понимает, что я перестаю бороться и отвечаю.

9. Глава 9

Перестаю бороться и отвечаю на этот украденный, вероломный, ядовито-сладкий поцелуй. Не должна, ведь я одинокая, маленькая, но очень гордая пчёлка. Однако то, как его твердые губы ласкают мои, как язык проскальзывает в рот и проходится по нёбу, как он сам впечатывает меня в себя, демонстрируя очень внушительную боевую готовность Калашникова. Я помню, как он стреляет. Оглушительно и наповал, так что встать потом не можешь.

Нет, Майя. Включай голову. Ты же маленькая, но правда очень гордая. И по боку, что твое тело пылает, а гипофиз отправил яичникам и матке приказ о начале операции. Кажется в штаб-квартире нижней части мозга уже большая бегущая строка пошла: “Сдаемся! У нас не было девять лет!”

Все в нашем организме взаимосвязано, поэтому живот так приятно потягивает. Мозг дает сигнал о возбуждении вниз и сосуды, расположенные в стенках влагалища, начинают потихоньку выделять секрет, то есть смазку.

Боже, ну хоть кто-нибудь остановите это безобразие! Я не могу сейчас сдаться из-за тридцати секундного поцелуя. Так низко я еще не падала.