– Зато я могу вот так, – сказал я и переплел руки, как учила тетя Оля. – А вы нет. И кто из нас больше эхайн?

– Вздор! – закричал дядя Костя, попытался повторить и обломался.

Мы выпили томатного сока. Дядя Костя крякнул, утерся – я слегка струхнул, что он все же потребует троекратного поцелуя, – и сказал:

– Ну, теперь скажи мне что-нибудь, используя местоимение второго лица в единственном числе.

– Чего-о? – переспросил я и понял, что снова торможу.

– Обратись ко мне, как подобает после стакана томатного сока!

– Сейчас… сейчас… А вы…

– Дам по шее, – сказал он ласково.

– А ты… – я поразился, как легко мне это далось, – умеешь читать мысли?

– Умею, – кивнул он. – Но только самые дурацкие. К счастью, у большинства окружающих только такие и есть. У тебя, например. Открыть, о чем ты сейчас думаешь?

– Нет! – запротестовал я.

Тут на веранду пришла мама, а следом за ней и тетя Оля.

– Ну вот, примерно, об этом, – сказал дядя Костя.

– Что это вы тут делаете с такими плутовскими физиономиями? – строго спросила мама. – Интригуете за моей спиной?

– Как ты могла такое подумать обо мне, Леночка! – воскликнул дядя Костя, скорчил плутовскую физиономию, как он ее понимал, и мамины подозрения стократно усугубились.

– Отвратительно выглядишь, – сказала она. – Ты знаешь об этом?

– Знаю, – согласился он. – В незапамятные времена моя матушка Ольга Олеговна, когда хотела всех повеселить, говорила: «Костик, сделай «крыску». И я демонстрировал такую вот рожу.

– Ну, не знаю, – сказала мама с сомнением. – Трудно представить, что когда-то такое могло насмешить.

– Я же не всегда был мужиком сорока четырех лет, – пожал дядя Костя могучими плечами. – А вот теперь самое удивительное: Иветта… это моя дочка, если кто не знал… тоже умеет делать «крыску». И делает ее без чьих-либо просьб, когда чересчур напроказит или желает всем создать хорошее настроение.

– Надеюсь, это единственное, в чем она похожа на тебя… Не помню, спрашивала ли я, как зовут ее маму и заодно твою несчастную супругу.

– Марсель, – сказал дядя Костя. – А другую мою несчастную супругу зовут Рашида.

– Неужели всего две погубленных судьбы?!

– Ну, я только вхожу во вкус супружества…

Пока они пикировались, тетя Оля прошла к столу, налила себе бокал сока и стала рассматривать его на свет. Утром ее лицо уже не казалось таким притягательным. Под глазами залегли серые тени. Бронзовая кожа приобрела отчетливый зеленоватый оттенок. И даже платиновые волосы были какими-то неживыми… Вдобавок на ней был напялен чудовищный долгополый сарафан из тяжелой черно-коричневой ткани, с высоким воротником, на манер гребня древнего ящера, весь в нелепых складках, оборках и ремешках. Она поймала мой недоумевающий взгляд, истолковала его по-своему и промолвила, иронически улыбаясь:

– До этой ночи я думала, что люблю кошек.

– Это не просто кошка, – сказал дядя Костя. – Это, Оленька, баскервильская кошка. А теперь вообрази, как она не любит нас, незваных гостей, едящих с ее стола, спящих на ее постелях, слоняющихся по ее дому.

– Это ее нисколько не извиняет, – мрачно проговорила великанша и уткнулась в свой бокал.

Мама молча накрывала на стол: расставляла приборы, придвигала ко мне вазу с фруктами, наливала кофе. На ее лице застыло невиданное ранее выражение мстительного удовлетворения. «А вы думали, мне легко было все эти годы?» – читалось в ее глазах.

– Спасибо, Леночка, – сказал дядя Костя, принимая чашку кофе из ее рук. – А теперь не желают ли присутствующие послушать историю простой эхайнской девушки Ольги Антоновны Лескиной?