– Чего-о-о?! – завопил я.

– Того-о-о!!! – передразнила меня тетя Оля.

– Я что же, по-вашему, теперь уже и не человек получаюсь?!

– Получаешься, – серьезно проговорил дядя Костя.

– А кто же я тогда, по-вашему, получаюсь? – спросил я, вложив в свой вопрос все наличные запасы сарказма.

– Это долго объяснять, – сказал дядя Костя и вздохнул. – Понимаешь, Сева… еще на заре человечества…

– Консул, Консул, – укоризненно промолвила тетя Оля. – О Великом Разделении сейчас рассказывают в школе.

– Ну и какой же из меня, позвольте спросить, юфманг? – осведомился я, сдобрив свой голос остатками яда.

– Хреновый из тебя юфманг, – сказал дядя Костя с каменным лицом.

– Ты мой сын, – сказала мама. – Тебя зовут Северин Морозов. И ты эхайн.

– Ну, знаете… – только и сумел, что брякнуть я.

После чего решительно схватил бокал обеими руками и моментально выхлебал до дна это дубовое пойло. Вытащил из корзинки очищенную луковицу и захрустел ею. Внутри меня черти разводили адское пламя, а сатана самолично подбрасывал в костерок полешки. Голова сделалась огромной, совершенно пустой, как воздушный шарик. И такой же своевольной. Болталась на шее, как на веревочке, да так и норовила оторваться и улететь.

Все молча смотрели на меня.

– Я не эхайн, – сказал я со слабой надеждой.

– Точно, – кивнул дядя Костя. – Если верить твоей маме, ты не просто эхайн. Ты Черный Эхайн.

– Непохоже, Костя, что ты сильно удивлен, – заметила мама.

– Ну, я… ожидал чего-то подобного.

– Все-таки, темнило ты, Шар…

«Интересно, почему мама назвала это квадратного, даже кубического громилу Шаром?» – подумал я рассеянно. А вслух произнес:

– Черный… Эхайн… – Будто попробовал эти слова на вкус. Они ничего не значили для меня. – Это хорошо или плохо?

– Это никак, – проворчал дядя Костя. – Этнически ты чистокровный Черный Эхайн. Во всем остальном ты обычный человеческий детеныш четырнадцати лет.

– Маугли, – произнесла тетя Оля с нежностью. – Лягушонок Маугли… «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Чур, я Багира!

«Кто же еще», – подумал я.

– Пожалуй, – сказал дядя Костя. – Я согласен быть в этой ненормальной Сионийской стае медведем Балу. А из тебя, Леночка, получилась отличная Ракша-Демон.

– Осталось узнать, – сказала мама, – кто же тогда Шер-Хан. И что это за шакал Табаки рыщет вокруг моего дома.

– Ты не права, Лена, – поморщился Консул. – Ты чертовски не права. Я же тебе все объяснил. Они делают свое дело. Вся загвоздка в том, что они считают, будто весь мир должен решать их проблемы, тогда как я полагаю, что на самом деле это исключительно их проблема, и моя, пожалуй, но уж вовсе не твоя и не твоего сына. И я еще успею разъяснить им, – прибавил он многозначительно, – куда они могут засунуть свой бумеранг…

– Ты обещал, – сказала мама.

– Ну да, – согласился дядя Костя. – Разве случалось, чтобы я обещал и не делал?

Очень странный вышел у них диалог. Тетя Оля следила за ним, приоткрыв рот, и, похоже, понимала не больше моего. Но когда мама и Консул вышли на третий круг: «ты обещал» – «обещал, значит сделаю», мама вдруг словно спохватилась и вспомнила о нашем присутствии.

– Севушка, – сказала она. – У меня кое-что сохранилось для тебя.

Она протянула мне руку – на ладони лежал овальный медальон из металла цвета жженого сахара.

– Возьми. Это твое. Это было на твоей шейке, когда я взяла тебя из капсулы на руки.

Я принял медальон, повертел его в пальцах. Ничего, никаких новых ощущений. Обыкновенная металлическая безделушка. Еще теплая после маминых рук.

– Здесь какие-то иероглифы, – сказал я.