Бульдоги. Удар, второй. Свора тянула к себе. Таким, как он, сложно выбраться в люди. Это в зале он думал, что станет другим, а попадая в свою компанию, моментально «переодевался», становился частью криминального элемента. И так продолжалось уже год. Метался, не знал, что ему нужно. От этого бил по груше с особой яростью, выбивая из неё дух, которого не было. Так лучше, чем по человеку бить.

– Харе! Она не виновата, — отогнал его Хрен с горы. — На брусья!

Каса глянул на Хренсгорова исподлобья и отошёл в сторону.

— Чертяга, — хмыкнул Владимир Амосович.

Молча отжимался, на брусьях поработал, потом, когда младшие рассосались, валялся на матах.

Ему валяться нельзя. Не весь выложился в этот раз на тренировке, голова забита масштабными планами и мечтами, и где что, не отличишь. Понимал же, что всё сразу не получить, если только…

Приглашали его присоединиться к откровенно бандитской группировке. Ему уже восемнадцать, крепкий, спортсмен, можно сказать. Это в детстве у него диагнозов был целый букет с гиперактивностью. А ближе к совершеннолетию Касьян стал тихим и уравновешенным… Ему так казалось, пока никто ему не сказал, что он себя сдерживать не умел в критических ситуациях и умом не блистал.

Арсений уже ушёл. Куда? К девчонкам. Однозначно уже пробовал, а Каса даже не думал об этом. Точнее, думал о Лерке Поповой, потому что она красивая, вкусно пахла и богато жила. Если уж гулять, то только с такой. А с ней будет обниматься Арсений Семёнов...

— Касьян, — позвал Гриня, выводя из немыслимого количества мыслей.

Парень открыл чёрные глаза. Тренер навис над ним, потом свалился рядом, сел, широко расставив колени и, глядя в дальнюю часть зала, где к Владимиру Амосовичу пришла супруга с ребёнком, грустно усмехнулся.

У них там любовь и семейное счастье, а у Касы с Гриней такого не было.

Парень натянул футболку, остыл после тренировки.

— Я семнадцать лет работаю в школе, — говорил Григорий Петрович. — И я знаю, кого стоит вытягивать, а кого нет. Так вот тебя можно вытащить.

— Откуда? — ядовито хмыкнул Ян.

— Из болота, которое тебя засасывает. Два месяца назад кто скрутил зеркала с дорогой машины на въезде? — спросил Гриня, но не смотрел на него. Закусил спичку. И этот жест очень понравился Яну. Он не курил, потому что дорого, но вот так держать что-то во рту иногда было необходимо.

— Не я.

— Ты, — Гриня покосился на него, но парень ничем не выдал своего негодования, ни один мускул на непроницаемом лице не дрогнул. — И толкнул в городе ты. Я попрошу тебя не падать ниже. Если что-то нужно, обращайся.

— Мне ничего не нужно, — резко и зло ответил Ян, прожигая мужчину взглядом.

— Если поступать надумаешь, говори. Если подработать надо, тоже помогу. Если в семье лажа, посоветую, как быть. Только не воруй, посадят, пропадёшь. И если дерёшься, сдерживай себя. Одно дело кулаки почесать, другое – покалечить кого. Время у тебя такое, — Григорий Петрович поднялся и подал Касьяну руку. — Когда сам решаешь, как дальше жизнь проживёшь. Информация поступила, безнадёжно ищет мозги.

Ян опустил глаза и ухватился за крепкое запястье. Взрослый тренер с лёгкостью потянул его и помог встать. Ничего больше не сказал и, расплывшись в улыбке, направился к Хренсгоровым.

— Ярослава Николаевна, а меня целовать?!

— У меня токсикоз! — отозвалась женщина. — Тошнит от чужих мужчин.

— Я свой!

Ян прошёл к висящей на турнике куртке тренера. Бесцеремонно и нагло залез в карман, вытащив из спичечного коробка себе десяток спичек. Одну прикусил зубами, другие сунул в карман спортивок.