Ничесоже приемлет душа моя в утешение: аще окрест воззрю, лицемерный и лукавый приближается ко мне, аще ночь покрыет мя (сокроюсь ли в ночи), нечестие сердца моего поражает мя, несть мне прибежища; один токмо плач утверждение и упокоение мое.
Обличил мя, Господи, и преклонен есмь (приклонихся) пред Тобою; покрышася очи мои власами главы моея, да не узрит и ночь слез моих; токмо Тебе, Боже, – печаль моя; не оставь меня, смятенного, посети и спаси мя».
Это голос души глубоко христолюбивой.
Появляются в дневнике и оптинские моменты. Из «Исторического описания Оптиной Пустыни» Игорь выписал надпись на памятнике И. В. Киреевскому, который похоронен был в Оптиной Пустыни как трудившийся на ее благо: «Премудрость возлюбих и поисках от юности моея. Познав же яко не инако дерзну, аще не Господь даст, приидох ко Господу»[1]. Это только одна из надписей. Игорь, очевидно, увидел в ней близость к своей жизни. Из той же книги архимандрита Леонида в дневнике Игоря – отрывок из «Духовной грамоты» оптинского игумена Авраамия (у о. Василия в дневнике: «Духовное завещание»), скончавшегося в 1817 году: «Отнелиже бо приях святый иноческий образ и постригохся в Московской епархии, в Николаевском Пешношском монастыре в тридесять третие лето возраста моего и обещах Богови нищету изволенную имети; от того времени даже до приближения моего ко гробу не стяжах имения».
Вообще во всем дневнике о. Василия почти нигде не выража ется «чувство немолитвенно». Но, конечно, выписал он часть гра моты игумена Авраамия как свое, близкое, чего бы и он хотел до стичь. А еще дороже оно ему оттого, что оно оптинское.
17 апреля по распоряжению отца наместника Игорь Росляков был в числе десяти рабочих принят в послушники и на следующий день переселен из Скита в один из братских корпусов монастыря. Запись о переезде Игорь заключил молитвенным прошением: «Батюшка Амвросий, не остави нас!» 29 апреля, в Страстную Субботу, восемь послушников, и среди них Игорь, были одеты в подрясники. 30 апреля, на Пасху, он пишет: «Милость Божия дается даром, но мы должны принести Господу все, что имеем».
Как бы предугадывая, что получит послушание летописца (он был им назначен осенью того же года, 22 сентября), Игорь пишет духовный очерк о праздновании Пасхи в Оптиной в 1989 году. Со хранился черновик, на самом деле – уже почти беловой текст. Это действительно историческая запись – и по описываемому событию, и в отношении самого автора, будущего мученика, который встретит еще лишь четыре Пасхи. Четвертая в его жизни будет последней.
Дневник Игоря отражает самое важное – жизнь его души. Всякая суета отринута. Он не пишет о том, кто рядом с ним живет, что делает, какие случаи и встречи бывают. Он сразу встал на путь молитвенного уединения.
9 мая 1989 года запись: «Почему Евангелие тру дно читать? Господь отвечает не на вопрошение уст, а на сокрытые помыслы сердца…»
13 мая, в день памяти святителя Игнатия: «Молиться святителю о даровании слез и покаяния». Творения святителя Игорь уже прочел, но не отложил в сторону: это чтение навсегда. Он связал с именем святителя покаяние. В дневнике о. Василия среди его стихир – большинство покаянных, – шло это не от ума, а от сердца.
25 мая он пишет: «Стыжуся просити, окаянный, не имам словес к Тебе, Господи, токмо руце простираю и сердце, и яко нищий всеми отверженный и презренный, милости прошу и пропитания скудного (и прощения подаяние).
Ищу Тебе, Господи, и не обретаю; яко слепец ищу Тебе и поводыря не имам; тьма спеленала мя и отчаяние объяло мя; при дороге сижу и ожидаю, когда мимо идеши и услышиши стенания моя.