— Скучала, сладкая?

Подтягивается на носочки, обнимает пальчиками затылок, трогает губами губы и шепчет.

— Скучала. А ты?

Беру ее руку и кладу на стояк, а она улыбается мне в губы, и я, блядь, дурею, а потом отстраняюсь, чтобы банально не кончить в штаны, как обдрочившийся подросток.

Вытряхиваю на кровать содержимое пакетов и выбираю комплект из черного и бежевого кружева. Бежевое, ясное дело, чтобы все было на виду.

— Надень, — протягиваю ей, выходит сипло, голос сел непонятно почему.

— Тим, — округляет глаза, — оно же совсем прозрачное!

Наверное, у меня вид не договороспособный, потому что замолкает и поворачивается в сторону ванной. Хватаю за руку, останавливая.

— Нет, — вместо слов отдельные звуки вырываются, — при мне надевай.

Молча разглядывает меня, а затем берется обеими руками за низ футболки и медленно тянет вверх.

7. Глава 7

Доминика

Я смотрю Тимуру в глаза и снимаю футболку. Под ней ничего нет — лифчик остался в сумке в «Голландце». Трусы, выпачканные в крови и сперме, Тим выбросил.

Смотрю на его шею — крупный, выпирающий кадык поднимается и опускается, когда Тимур шумно сглатывает. И это зрелище меня завораживает. И очень возбуждает.

Я не так давно закончила школу. Помню из анатомии, что кадык заметнее у тех, у кого больше тестостерона. А еще он влияет на голос — с сильно выраженным кадыком голос ниже и грубее.

У Тима голос командный, раскатистый. Но это с другими. Со мной он низкий, хриплый, возбуждающий. Он оседает на перепонках, проникает внутрь меня, вызывая во всем теле сладкую дрожь.

Между ног предательски выделяется влага, и я прячу глаза. Наклоняюсь, чтобы надеть невесомый клочок ткани, который может назвать трусиками только обладатель очень хорошего воображения.

Ткань мгновенно пропитывается насквозь. Не смею поднять глаза на Тима и беру лифчик. Он такой же невесомый.

Надеваю его, застегиваю, изогнувшись, и оказываюсь притянута к твердому телу.

Прямо передо мной — шея с выступающим кадыком, в меня утыкается выпирающий в паху член. Мышцы, нависшие надо мной, тоже бугристые и выпирающие.

Это зрелище завораживает. Запускает в теле процессы, которые нельзя обозначить словами. Если это та химия, о которой столько говорят, то я готова писать о ней научную работу.

Концентрация тестостерона в этом мужчине такая, что я точно знаю: если бы в мире существовали приборы, измеряющие тестостерон, при подключении к Тиму они бы не просто зашкаливали. Они бы взрывались вместе с лабораториями.

Тимур подхватывает меня под ягодицы и прислоняет к стене. Вовремя, иначе мои ноги сами бы подломились. Я обвиваю его ногами за талию, и член через брюки упирается прямо в промежность.

Тимур смотрит на мою грудь, его зрачки полностью затапливают радужку.

Только успеваю подумать, что незачем было надевать белье, как ощущаю на себе горячее дыхание. Прямо через кружево. Оно такое тонкое, как паутинка, что не чувствуется на теле. Зато хорошо чувствуется влага, это Тимур дышит мне на сосок, чуть касаясь языком.

Его дыхание горячее, вязкое, мокрое. И я уже вся мокрая внизу. С ужасом думаю, что на брюках Тима останутся пятна.

Язык Тимура все увереннее трогает соски, кружит по ареолам, а я выгибаюсь и вдавливаюсь ему в члендо потери сознания.

Мне хочется его внутрь, в себя, на всю длину. Чтобы ни одного миллиметра свободного не осталось между нами и внутри меня.

А Тимур нарочно продолжает мою пытку — теребит соски по очереди, смачивает их слюной. Они трутся о кружево, и меня выкручивает, болезненно простреливает к низу.

Я давно поняла, грудь для Тима — это что-то особенное. Он смотрит на нее, отстраняется, прикусывает сосок. Вбирает ртом и снова отстраняется. Зализывает каждый милиметр.