. Хоть это и был третий этаж, но по числу ступеней на лестнице он соответствовал пятому этажу. Фрейлины называли свои апартаменты «чердаком». Они имели право принимать гостей. О возможности всегда «сделать вечер у себя на "чердаке"» упоминала А. О. Россет-Смирнова[157].

Реальная жизнь фрейлин была безрадостной. Иронично и с долей горечи об этом пишет А. Ф. Тютчева: «Мы занимали на этой большой высоте очень скромное помещение: большая комната, разделенная на две части деревянной перегородкой, окрашенной в серый цвет, служила нам гостиной и спальней, в другой комнате, поменьше, рядом с первой, помещались с одной стороны наши горничные, а с другой – наш мужик, неизменный Меркурий всех фрейлин и довольно комическая принадлежность этих девических хозяйств, похожих на хозяйства старых холостяков. Он топил печку, ходил за водой, приносил обед и по десяти раз в день бегал заказывать карету, ибо истинное пребывание фрейлины, ее палатка, ее ковчег спасения – это карета. В дни дежурства эта карета была запряжена с утра, чтобы быть готовой на тот случай, если фрейлине придется сопровождать великую княгиню, случалось ездить с ней к кому-нибудь из великих княгинь или в Летний сад, и, если великий князь позднее присоединялся к ней, фрейлина освобождалась и возвращалась во дворец в собственной карете.

Но еще больше эта карета была в ходу в дни не дежурные, когда фрейлина могла располагать собой. С какой поспешностью бедные фрейлины бежали из своих одиноких комнат, которые никогда не могли быть для них Home'ом и создать им ни уюта домашнего очага, ни уединения кельи. Среди шумной и роскошной жизни, их окружавшей, они находили в этих комнатах лишь одиночество и тяжелое чувство заброшенности… Я нашла в своей комнате диван стиля empire (ампир. – А. В.), покрытый старым желтым штофом, и несколько мягких кресел, обитых ярко-зеленым ситцем, что составляло далеко не гармоничное целое. На окнах ни намека на занавески… Дворцовая прислуга теперь живет более просторно и лучше обставлена, чем в наше время жили статс-дамы, а между тем наш образ жизни казался роскошным тем, кто помнил нравы эпохи Александра I и Марии Федоровны»[158]. Фрейлинский коридор был восстановлен после пожара 1837 г. По отзыву Николая I, осмотревшего его 1 (14) октября 1838 г., он «обратился в прекраснейшую светлую широкую галерею»[159].

Назначение фрейлиной было почетно, но психологически трудно для девушек, которых отрывали от дома. Может быть, в какой-то степени было несколько легче выпускницам Смольного («Воспитательное общество благородных девиц») и Екатерининского институтов, привыкших жить вне семьи и отчасти знакомых с императорской семьей, или обучавшихся в пансионах. Известно, что члены императорской фамилии платили за воспитание многих девочек, у которых не было средств, даже если они и не были сиротами. По свидетельству дочери А. О. Смирновой Ольги, императрица часто давала им полное приданое[160].

Характерна история А. О. Россет, о которой говорили, что наружностью она походит на «красивую молодую цыганку»[161]. А. С. Пушкин называл ее «черноокая красавица», «южная ласточка», «смуглорумяная красота наша». Ко времени посещения поэтом «чердака» относятся его шутливые стихи:

Императрица Мария Федоровна предложила А. О. Россет быть фрейлиной великой княгини Елены Павловны. Неожиданно Елена Павловна возроптала.

Она была сложной личностью, сочетавшей показной демократизм с аристократическим снобизмом.