- Молодой человек, что вы себе позволяете? – возмутился все-таки мужчина, не вытерпев такого отношения со стороны какого-то сопляка.

- Это ты себе позволяешь! – ответил Игорь. – Читай по губам: тебе здесь не место. Вали в гостиницу, если она еще существует, или на вокзал, или на почту – мне без разницы. Вот это…

Он ткнул пальцем в Аню:

- … моя девушка. А это…

Он ткнул пальцем в пол:

- … ее дом. И точка. И никаких «левых» мужиков. Микола, выводи его.

На удивление, Микола послушно двинулся выполнять приказ, картинно качнув головой в стороны, чтобы размять шею, и хрустнув пальцами могучих рук.

- Э-э! Стоп! – Аня, наконец, вмешалась: встала между Миколой и военным, раскинув руки в разные стороны. – Я тут пока еще хозяйка. А ты, Икорушка, если хочешь еще хоть раз зайти ко мне в гости, будь добр, держи себя в руках. Мы уже поняли, что ты весь из себя серьезный, крутой и умеешь метить территорию. Но тут собрались адекватные взрослые люди. Будь добр, оставь детские выходки за дверью. Желательно, вместе со своей пышущей гормонами тушкой.

Игорь, до глубины души оскорбленный предательством самого любимого (по крайней мере, из здесь присутствующих) человека, хотел было что-то ответить, надулся, набрав полную грудь воздуха, но лишь нечленораздельно прошипел что-то на «птичьем» языке, а затем развернулся и вышел из дому, бабахнув дверью. Из щелей между потолочными досками посыпалась пыль.

- Обиделся, - констатировал факт Андросий Кузьмич. – Жестковато ты с ним, Агнесса Марьямовна. Может и мелкий, но мужчина все-таки. Мы такое обращение не любим.

- А как иначе, если по-другому не понимает? – ответила Аня, внутренне ощутив-таки небольшой стыд, но быстро спохватившись. – Ничего, погуляет по крышам, остынет.

***

Игорь не остыл. За ночь соседнюю крышу так и не украсил тощий мальчишеский силуэт на фоне звездного неба, а утром в гости не заглянул привычный уже солнечный зайчик. Похоже, бурлящие в парне закваска несправедливости и нерастраченная сила первой юношеской любви в отсутствие выхода да при наличии мозгов сконцентрировались в холодную, крепкую настоечку обиды и обещали еще когда-нибудь аукнуться. Аня даже начала морально к этому готовиться и на всякий случай обдумала варианты «извинительных плюшек»: на речку, там, с парнем сходить, или в парк. Только без лишних нежностей, чтобы не вернуться к тому, с чего, собственно, и начался спор.

Когда Игорь не явился под окна и к завтраку, Аня ощутила укол стыда. Все-таки, можно было и попроще слова подобрать. Но, честное слово, за эти три недели неугомонный эльф ее достал. Над его вечерними серенадами при содействии знакомых рокеров, утренними букетами стремительно увядающих ромашек и художественной росписью асфальта цветными мелками угорал весь медперсонал и соседи по палате. О том, что к ней опять «хахаль пришел», Ане торопились сообщить все, кому не лень: отчего-то выдуманная Игорем история внезапно разгоревшейся «любви во время пандемии» зацепила всех. Как назло, соседка по койке оказалась блогершей, фиксировала каждую минуту жизни новоиспеченных «Ромео» и «Джульетты», а затем щедро делилась с Аней комментариями читателей, начиная от «Встречаются же еще где-то такие мужики!» и до «Когда она уже помрет-то? Сколько можно мучить парня!».

Припомнив все это, Аня тряхнула головой и простила себя. Отстал и ладно. Никто его не просил ехать вслед за ней в Екатеринбург и мыкаться по квартирам старых друзей. И вообще, судя по счастливому выражению, не сходившему с лица эльфа эти три недели, ему там жилось хорошо: таскался по нелегальным сейшенам, зажигал на пьяных квартирниках, мучил барабаны в «музыкальном» гараже друзей, гулял по пустынным карантинным улицам, бегал от полицейских патрулей и прочая, прочая, прочая. Даже насморк не подхватил, несмотря на полное игнорирование санитарных рекомендаций по борьбе с вирусом. Везет же некоторым. А другие, даже уехав в глушь, в леса, умудряются подцепить городскую заразу и загреметь в больницу.