Женщины хихикали и что-то вполголоса обсуждали. До того, как переступить порог, я задержалась, внимательно слушая их болтовню и осторожно заглядывая в проём, оставаясь незамеченной. Естественно, поводом для сплетен была моя персона. Эти две одалиски вспоминали вчерашние уроки танцев и музыки.

— Нет, ну ты видела эту танцовщицу! — хихикнула Рада, сегодня одетая в зелёное платье. Её руки украшало множество тонких браслетов, мелодично позвякивающих, пока она накрывала на стол. Эти браслеты гипнотизировали мою сущность золотым сиянием. Я даже ущипнула себя, чтобы отвлечься от колдовского блеска начищенных украшений.

— И не говори! Гроза отбора. Да от неё наследник убежит, теряя шлёпки! – вторила ей Тара, шустро раскладывая плоские мягкие подушки-сидушки вокруг низенького, но широкого стола для десятка человек. Он занимал пол кухни.

— И почему эфар Ула считает, что она достойна принять участие в Дне Выбора? — фыркнула Рада. — Я вот и лучше танцую, и пою, как райская гурия, а он меня не пустил на отбор два года назад.

«Эфар?» — слово было новым и непонятным, но благодаря дальнейшему разговору всё прояснилось.

— Тише ты, глупая! — фыркнула Тара. — Нам ли жаловаться. То, что досточтимый эфар выбрал тебя для своего сына два года назад и меня год назад, привёл в дом и дал нам защиту и кров, дорогого стоит. Кем бы ты была в том дворце? Одной из нескольких десятков? А тут ты любимая наложница сына самого эфара — главы Храма эмирата К’ерри. Или ты надеялась стать супругой?

— Ну, ты загнула, супругой. Так-то ты права, но так хотелось бы побывать во дворце. Говорят, там всё в золоте и в цветах, и песка нет вовсе. И прохладно даже в самый жаркий день оттого, что там множество фонтанов. Ты представляешь, так много воды? Я вот не представляю. И в хаммам там можно ходить в любое время, а не только на седьмой день недели.

— К этой роскоши прилагается даргон, — переходя на шёпот, возразила ей Тара. — Я вот боюсь их до дрожи. Как вижу в городе, так руки холодеют и ноги подкашиваются. Почему они лиц никогда не показывают?

— Это всем известно, — фыркнула, не соглашаясь, Рада. — Потому что они отмечены Духами. И вид этих отметин не каждый выдержит.

— Вот! — Тара подняла указательный палец вверх. — А представь, если бы ты увидела его тогда, когда даргон позвал бы тебя на ложе. Это же от страха умереть можно на месте!

— Что-то я не видела недовольных среди несостоявшихся наложниц после того, как даргоны их отпускали. Все очень даже довольны.

— Ну, может быть, они и во дворце не снимают платков, — неуверенно произнесла женщина. — Никто из бывших наложниц ничего не рассказывает о своём пребывании во дворце. Говорят, что не помнят. Но как можно забыть такое?! Врут.

— Или боятся рассказывать, — вставила Рада.

«Или кто-то прекрасно использует ментальное воздействие» — подумала я и добавила этот вопрос в копилку с «непонятностями».  

— А знаешь, если бы эфар не взял меня к себе в дом, то я всё равно попала бы во дворец!

— И каким это образом?

— Я слышала от своего дядьки, который слышал от управляющего слугами дворца, что если попросить защиты у эмира, то он не откажет.

— Откуда твой дядька знает управляющего? — недоверчиво спросила Тара.

— Мой дядька поставляет кожу во дворец! — Рада сказала это с такой гордостью, будто лично это делала. — Так вот, если попросить защиты, то эмир по закону должен будет взять просящего в дом и разобраться, что тебе угрожает, и наказать виновных.

— О… да что же ты такая бестолковая? И как ты себе это представляешь? Ты это сделаешь, считай, проникнешь обманом в дом, и что дальше? Эмир разберётся, что ты надурила его, и накажет. Даже боюсь представить, как. Ты же знаешь, законы у нас строги. Чуть что, всё заканчивается на площади: или палками по пяткам надают, или плетью на правиле высекут, или головы лишат. Палач тоже даргон. Он не знает жалости, неподкупен и подчиняется эмиру.