Как только я опустошила содержимое подноса, то сразу встала, подхватила грязную посуду и поспешила в ту самую подсобку. Раз сегодня первый выходной за неделю, то я смогу быть в таверне до вечера и может быть успею даже подзаработать. А раз этап собеседования (для меня самое сложное) позади, то во мне начала кипеть жажда деятельности.

За дверью оказалась вовсе не маленькая каморка или подсобка, как я думала, а полноценная кухня. Массивные деревянные столы, начищенная до блеска металлическая, чугунная и медная утварь, огромная печь посредине и несколько варочных поверхностей, где огонь обеспечивался специальным амулетом. Хорошо живут столичные таверны! Это вам не дровами и углем печь разжигать!

Хозяйка нашлась у одного из столов. Она так старательно месила тесто на пироги, что при каждом движении сильных рук мука со стола летела во все стороны. Услышав звук открывшейся двери и кинув взгляд через плечо, она заметила меня и, совершенно не удивившись, скомандовала:

— Чего стоишь? Посуду свою грязную в раковину ставь!

Я кивнула, нашла глазами ту самую раковину, на данный момент полную посуды, и решительно поспешила туда. Поставила свой поднос рядышком, засучила рукава, активировала амулет подачи теплой воды и открыла кран. Других помощников по кухне я тут не нашла, так что, видимо мне посуду и мыть.

Руки споро заработали, совершая достаточно привычные движения, а сбоку послышался одобрительный хмык от женщины. Неужели она думала, что все адепты академии белоручки? Хотя… О чем это я? В нашей академии — все! Ну… Кроме меня, конечно.

Кастрюли, сковородки, ложки, лопатки, тарелки — всё это довольно быстро избавилось от грязи, засияло чистотой, и когда я взяла в руки полотенце и принялась вытирать лишнюю влагу, ко мне подошла хозяйка, уже успевшая налепить пирогов и оставить их подниматься под полотенцем. Она ополоснула руки в соседней раковине и внимательно осмотрела вымытую посуду. Разве что ногтем её не поскребла. А потом, одобрительно улыбнувшись, посоветовала:

— Необязательно так рьяно её натирать, у меня есть сушильный артефакт, — она кивнула на амулет с магией воздуха. — Поберегла бы ручки, девка, тебе еще замуж выходить, женихов привечать. Чай, не грубыми же руками… Это я и сама могу сделать. Вдобавок, по вечерам, когда наплыв народу, мне племянница с посудой помогает. А ты лучше по залу разноси подносы — личико миленькое аккурат к месту будет.

Я изобразила улыбку, подавив унылый вздох. Ну а что ты хотела, Коргут? Отсидеться в углу кухни, чтобы не мелькать в одежде подавальщицы по залу перед знакомыми лицами? Знала же, на что шла.

— Зови меня тетушка Бора, — забирая у меня из рук сверкающих чистотой стакан, велела хозяйка. — А мужа моего — дядька Вортон. Мы в "Румяном Окороке" не шибко ученые, так что привыкли по-простому. Звать-то тебя как?

— Лия, тетушка, — послушно повторила я обращение, всячески демонстрируя собственную понятливость.

— Лия, значит. Благородное имечко-то, как цветок невиданный какой… Ты же из аристократных небось, точно думаешь подавалкой работать?

Я уверенно кивнула.

Тетушка осмотрела меня с головы до ног, задумчиво пожевывая губу.

- Будешь получать десять локров за день и только три за вечернее время. Ну, и может, кто пару экров на чай подкинет… Плюс завтраки-обеды-ужины. А то стыдобища жуткая, что подавальщица в хорошей таверне такая тощая! Подойдет тебе, девка?

Я только радостно кивнула.

Десять локров за день — это восемь токров (восемьдесят локров) за месяц только за выходные! Плюс вечерние подработки, и на обеды в академии десять токров в месяц (да, питание там, даже скудное, ой какое не дешевое!) я всяко накоплю. А если довольствоваться только едой на работе, то и на новое платье хватит! Не помру же я только от того, что буду есть лишь вечером и в выходные?