– Золотом?

– Нет. Ассигнациями.

– А Слепов?

– Полная ему противоположность. Антихрист! Где, говорит, Бог, куда он смотрит?

– Давно с ним такое?

– С февраля месяца. Запил Василий Семёнович крепко… На службу махнул рукою. Только жрёт водку и богохульствует!

– А Манька?

– Ей-то чего? Горилку подливать и поддакивать ума много не надо. Зато мужик в хате. И не какой-нибудь. Полковник!

– Спасибо, батюшка.

– Не за что!

– Вы так подробно обо всём рассказали, что нет никакого смысла заезжать к ней. Прощайте!

– Езжайте с Богом. А впрочем, куда вы на ночь? Оставайтесь у меня. Утро вечера мудренее…

10

До утра бутыль не «дожила». Офицеры при активном участии священнослужителя кончили её уже за полночь и только тогда, когда осознали, что ни капли горилки больше не осталось, – легли наконец спать.

Апфельбаум, не привыкший к таким бурным возлияниям, встал раньше всех, тайно опохмелился любимым пивом, которым предусмотрительно заполнил свою баклажку в корчме Шабата и неуверенно погнал коня в южном направлении – разрешение на отбытие подполковник Хрусталёв, понимавший, что поручик уже выполнил свою миссию, дал ещё вчера.

Никитин проснулся, как обычно, в семь утра. Не без сожаления убедился, что из бутыли больше ничего выжать не удастся, и пошёл на двор.

Отец Авраамий махал косой за сараем.

– Бог в помощь, батюшка!

– Присоединяйтесь! Труд – лучшее средство от похмелья, – буркнул тот, не отрываясь от работы.

– Да я, кроме шашки, отродясь ничем больше не орудовал.

– Что же ты за казак, ежели на покосе ни разу не бывал?

– Городской я. Из самого Питера!

– Как же так? А форма?

– Прикомандировали меня. По линии контрразведки.

– Тогда ясно… Держите… Ничего сложного в этом нет! Прижимайте к земле. Ниже… Ниже… И раз. Раз. Резче!

Штаб-ротмистр быстро положил несколько ровных рядов травы и остановился, чтобы вытереть пот с чела.

– Коси коса, пока роса! – не давал ему спуску неугомонный священник. – Ещё полчасика – и вы огурчик!

– А третьей косы в хозяйстве не найдётся? – вдруг донесся издали хорошо поставленный голос подполковника Хрусталёва, потягивающегося на пороге в одном исподнем.

– Отчего же нет? Возьмите в сарае, – посоветовал батюшка и затянул:

Вышли в поле косари,
Косят вранци[18] до зари…

Олег Петрович неожиданно поддержал его:

Эй, нуте, косари,
Бо нерано почали;
Хоч не рано почали,
Та багато утяли![19]

– А вы откуда наши писни знаете? – удивился поп.

– Мамка моя с Черкащины, – хитро улыбнулся подполковник.

– Выходит, мы земляки? Это полагается обмыть! К счастью, есть у меня НЗ[20], как говорят в армии…

– Спасибо, отец Авраамий. Но нам пора в дорогу.

– Так по пятьдесят на коня ещё никому не повредило.

– Не положено. Служба! – не без сожаления констатировал контрразведчик. – Седлай коней, Семёныч. Есть у меня кое-какие задумки, пока голова свежа…

– Что ж, бывайте здоровы, господа офицеры!

– И вам того же!

11

В лесу всадники повернули направо и, держа путь строго на север, лихо поскакали по хорошо укатанной лесной дороге. Её не развозило даже тогда, когда на Полесье обрушивались длительные проливные дожди – песок впитывал всё.

– Стой, кто идёт? – вдруг раздалось из кустов.

– Свои!

– Кто «свои»?

– Подполковник Хрусталёв, – представился Олег Петрович, забыв, что его фамилия в войсках известна далеко не всем.

– Не знаю такого.

– И штаб-ротмистр Никитин! – поспешно добавил Андрей Семёнович.

– Пароль?

– Новгород.

– Можете идти!

– Спасибо, голубчик, – пробормотал полковой контрразведчик, вертя головой по сторонам. Но обнаружить того, кто с ним разговаривал, ему так и не удалось. Что-что, а маскироваться на местности казаки-характерники умеют, как никто другой.