Интересно, как поведет себя Гриф, когда узнает, что девочки пропали. Забеспокоится ли он, вернется ли домой сразу или останется там, а разбираться со всем предоставит мне, как всегда? Как же я любила Грифа! Я и до сих пор его люблю – да, наверное, люблю… по-своему. До того, как спиртное вытеснило меня из его сердца, он был замечательный. До того, как он не превратился в теперешнего Грифа, я была нужна ему…
– Нам с Беном приехать в участок? – спрашиваю я у своего друга детства, с которым мы должны были пожениться. Правда, если бы я вышла замуж за Луиса, не было бы ни Бена, ни Калли.
– Давай лучше так – я тебе позвоню, и мы сами к вам приедем. Если Калли вдруг вернется домой, ты ее встретишь. Тони… мне нужно тебе кое-что сказать. Тот тип из полиции штата занимается розыском пропавших детей. Он все повидал на своем веку, а тебя он не знает. Возможно, он будет задавать тебе… вопросы, которые тебе не понравятся.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, но до меня тут же доходит. – Хочешь сказать, он подумает, будто мы как-то причастны к их пропаже? О господи! – Мне стыдно и страшно.
– Тони, я буду рядом с тобой. Важные шишки любят командовать, но этот, кажется, парень неплохой. Он поможет найти Калли и Петру.
– Хорошо, Лу, мы вас ждем, – тихо говорю я. Воцаряется молчание, тяжелое, как летняя жара.
– Тони, я сообщил о пропаже Калли и Петры в НЦИП, – с деланой небрежностью говорит Луис. Он как будто хочет убедить меня в том, что это пустяк. Но я-то понимаю, что речь идет о чем-то важном.
– Что такое НЦИП? – спрашиваю я.
– Национальный центр информации по преступлениям. У них есть централизованная база пропавших без вести. Таким образом, все правоохранительные органы будут в курсе. Кроме того, я оповестил участки всего нашего округа, передал им приметы Петры и Калли. Все будут искать их.
– Хорошо придумал, – говорю я. В голове все кружится. – А как насчет «Эмбер алерт»[1]?
– Ребенок объявляется в розыск по всей стране только в случае похищения. Пока мы не знаем наверняка, похитили девочек или нет.
Какое-то время мы молчим. Наконец Луис решительно произносит:
– Тони, обещаю, все будет в порядке!
Я отключаюсь. Бен внимательно смотрит на меня. Он ждет моих указаний.
– Бен, прими душ. К нам приедет специалист по розыску пропавших детей из полиции штата…
– А как же поиски? – нетерпеливо перебивает он.
– Раз Луис говорит, что мы должны побеседовать с приезжим, мы с ним побеседуем. Иди прими душ. – Я снова сажусь и принимаюсь ждать.
Калли
Калли услышала в зарослях какой-то шорох и сразу будто окаменела. Вдруг совсем недалеко от нее хрустнула ветка. Калли вскинулась, у нее екнуло сердце и сразу заболела голова. Застыв, она ждала, что будет дальше – ей казалось, вот-вот из-за дерева покажется лицо отца. Захрустели сучья, к ней приближался явно не Гриф, а кто-то полегче. Неожиданно она увидела белохвостого оленя в рыжевато-бурой шубке, испещренной едва заметными белыми пятнами. Совсем молодой олень, олененок… Он почуял Калли и сразу застыл на месте. Уши у оленя были длинные и тонкие, как у чернохвостого зайца, глаза черные, блестящие, цвета слюды. Калли вспомнила, что Бен держит кусочки слюды дома, у себя в комнате. Девочка и олененок некоторое время пристально смотрели друг на друга, а потом любопытный зверь подошел ближе к Калли. Так близко, что, если бы Калли осмелилась, она бы погладила оленя по гладкому черному носу. Затаив дыхание, Калли встала на колени. Олененок вздрогнул, попятился, но тут же снова остановился. Они опять посмотрели друг на друга. Оба длинноногие, с узловатыми коленками, и оба одинокие. Нерешительно шагнув к Калли, олененок в виде опыта понюхал воздух рядом с ней. Калли осмелилась выйти из своего укрытия, и олень, как и в прошлый раз, нерешительно отступил. Они снова застыли в неподвижности, внимательно разглядывая друг друга. Наконец олененок решительно сделал два шага навстречу Калли. Удивившись, Калли попятилась и споткнулась об упавшую березу. Схватилась за ствол, попыталась выпрямиться. Белая, похожая на бумагу березовая кора рассыпалась в руках. Встав в полный рост, Калли шагнула к олененку и протянула к нему грязную руку. Он тоже потянулся к ней. Они словно танцевали без музыки – вальсировали на ковре из палых листьев, под куполом зеленых древесных крон, через которые просвечивали солнечные лучи. Ненадолго оба забылись, и каждый очутился в своем мирке… Ни один из них не произнес ни звука. Их молчаливый танец заменял им разговор.