Иванов – поэт-символист. Символизм зародился на рубеже веков в противовес вездесущему реализму и считается самым прогрессивным направлением в поэзии, музыке и живописи. Символисты ищут тайну: они пытаются увидеть незримое, услышать неслышимое и записать несказанное. Все – не то, чем кажется, у всего есть второе дно – второе, третье, четвертое и десятое значение. Все – символ, все – туман. Помимо Иванова, к символистам относятся Брюсов, Мережковский, Гиппиус, Сологуб, Бальмонт, Блок, Белый – да почти все!

3 августа символист Александр Блок хоронит любимую собаку, выпускает на волю ежа, который долго жил в шахматовском доме и наконец пишет стихотворение. Это стихотворение «Девушка пела в церковном хоре».

В тот август пишет стихи и Николай Гумилев, влюбленный в Анну Горенко. Анна уехала из Петербурга в Евпаторию – надолго, без обещания вернуться. В этой разлуке Гумилев не может найти себе места. Возлюбленную он сравнивает с русалкой, и русалка эта озарена ночною тайной. Русалка не любит Гумилева.

В разлуке и Петровская с Брюсовым. Он – в Антоновке под Тарусой, она – в Малаховке под Москвой. Оба заваливают друг друга письмами.

«Нина, Ниночка! Моя милая, моя хорошая, моя китайская фарфоровая девочка» – так обращается Брюсов к Петровской. «Нина! Счастье мое! Радость моя! Мой свет!» – так обращается он к ней. Нина в любовной лихорадке. Жена Брюсова готовит очень вкусные пироги с морковью и ни о чем не догадывается.

10 августа почтовый поезд терпит крушение, гибнут люди. Но катастрофа не мешает любовной переписке: письма Брюсова достают из-под обломков и вручают Петровской.

Гиппиус, Мережковский и Философов примирились и планируют эмигрировать во Францию, так как Мережковский считает монархию злом. «Самодержавие – от Антихриста», – говорит он, но, чтоб окончательно убедиться в своей мысли, хочет несколько лет пожить за границей и посмотреть на ситуацию со стороны.

Иванов и Зиновьева-Аннибал обустраивают квартиру в башне. Из окон открывается прекрасный вид на Петербург: деревья, Таврический сад с озером, Нева, Исаакий, фабрики с дымящимися трубами – виден весь город. 26 августа в башню к Иванову приходят гости: пара писателей и одна актриса. Встреча знакомых внезапно превращается в литературный вечер: все разговаривают, читают из написанного, обсуждают издательские дела. Зиновьева-Аннибал два раза ставит самовар и поит гостей вином.

В тот же вечер в 10 минутах пешком от башни Иванова композитор и поэт Михаил Кузмин вспоминает лицо парикмахера, к которому ходил днем. 32-летний Кузмин любит бывать в парикмахерской: там его осторожно касаются, поворачивают, трогают. У парикмахера безусое лицо, белокурые волосы, серые глаза и красивый рот.

«Глаза и губы, – думает Кузмин, – то, что наиболее волнует и влечет. Хочется как-то их выпить».

Выпить? Да, именно выпить. Кузмин пытается подобрать другое слово, но не может.

Знойный ветер разгоняет тучи. Лето 1905 года заканчивается.

Как выглядит Михаил Кузмин? 1 сентября 1905 года он усат и бородат, одет в русское платье, облит духами и в целом красив. Во внешности его есть что-то персидское, арамейское, но иногда случайные прохожие кричат ему вслед: «Жидовская морда!» Не так давно у Кузмина умерла мать, он никак не может получить наследство и находится в совершенно бедственном положении: денег ноль. В конце августа Кузмин переезжает к своей сестре Варваре и племяннику Сергею Ауслендеру – они живут в новом доме с электричеством и телефоном по адресу Таврическая, 1.