Я киваю и покидаю кабинет.
Смена проходит как обычно: на танцполе прыгает подстегиваемая ди-джеем Алексом разношерстная молодежь. Стробоскоп выхватывает их дерганые движения, и кажется, что из цельной пленки вырвали целые кадры, а оставшиеся неумело смонтировали вместе. В боковых нишах танцуют специально нанятые на выходные девочки. В будни туда приглашают из числа привлекательных и хорошо двигающихся на танцполе, и попасть в нишу – это честь для любой посетительницы клуба, но в уикэнды Марат нанимает профессиональных танцовщиц. За столиками перед танцполом царит настоящая неразбериха: люди садятся, пьют коктейли, вскакивают, постоянно сменяют друг друга – полный хаос.
Грохочет музыка. Одни и те же треки, которые я слышу изо дня в дня, заставляют меня морщиться, но когда я захожу в очередную, в этот раз стандартную, ложу на втором этаже, на моем лице лишь вежливая улыбка. К счастью, здесь восседает чисто женская компания: подруги отмечают день рождения одной из них. Я быстро раздаю заказ, и ухожу, от себя поздравив именинницу с праздником. Остальные ложи на втором этаже также не доставляют мне проблем, однако приходит время возвращаться в VIP-кабинку. Я считаю до десяти, натягиваю на лицо непроницаемую маску и толкаю дверь, за которой празднуют богачи.
Я готова отбивать любые атаки, но в этом нет необходимости: ложа пуста. Лишь разлитые напитки и перевернутые стаканы напоминают о том, что еще час назад здесь что-то праздновали. Я невольно вздыхаю с облегчением, собираю посуду и ухожу, передав Тане, что в VIP-кабинке требуется уборка. Кивнув, она берет свои принадлежности для уборки и по черной лестнице уходит устранять последние признаки вечеринки.
В шесть утра заканчивается моя смена. Я устало переодеваюсь в раздевалке, мечтая рухнуть в постель и проспать ближайшие сутки, когда ко мне присоединяется измученная Инга.
– Тяжелая выдалась ночка, да? – она криво улыбается. – Вроде отработала уже четыре месяца, а все никак не могу привыкнуть к тому, что после смены ноги просто отваливаются.
– Боюсь тебя расстроить, но и через два года твои ноги будут отваливаться точно так же, как и сейчас.
– Черт, я думала, что хоть потом станет легче. Ладно, это ведь ненадолго, да?
Я иронически хмыкаю и ничего не отвечаю: два года назад я тоже думала, что работа официанткой – это ненадолго, что скоро наша с Викой студия танцев окупится, и деньги потекут рекой, и мне больше не придется носиться с подносами и терпеть приставания богатеньких буратино. Ага, как же. «Лотос» едва держится на плаву, а теперь еще и этот ремонт… И где взять на него деньги? Брать очередной кредит?
В моей голове вдруг отчетливо вспыхивает картина сыпящихся на меня сверху купюр. Уже в следующее мгновение я, разозлившись, прогоняю этот образ из памяти и начинаю остервенело влезать в свои старенькие потертые джинсы. Предложи мне этот мерзавец хоть в десять, сто, тысячу раз больше денег, я бы не согласилась и тогда!
– Слушай, – вдруг говорит вспомнившая о чем-то Инга, – это правда, что у нас сегодня был сам Шабаев?
4. 4
Я замираю, затем делаю глубокий вдох.
– Да, правда, – отвечаю ровным тоном.
– Ого! У меня сестра работает в журналистике, говорит, он просто легенда…
– Он просто наглый самовлюбленный нахал! – не выдерживаю я и с силой захлопываю дверцу своего шкафчика. – И я не понимаю, почему вокруг него подняли столько шумихи!
– Ты правда не знаешь? Девяносто пять процентов ювелирки нашей страны принадлежит ему, у него мастерские, салоны, магазины – все. – У Инги загораются глаза. – Буквально на той неделе он заключил сделку и приобрел еще одно алмазодобывающее предприятие в Якутии, и, поговаривают, что он не собирается на этом останавливаться. Он смял всех своих конкурентов и теперь держит фактически все нашу ювелирную промышленность стальной хваткой, и ты не понимаешь, почему вокруг него такая шумиха?