В комнате полумрак. Три маленьких светильника на стене распространяют бледный желтоватый свет. Очень уютно.

Стою и пялюсь на кровать. Широкая и длинная, настоящий траходром, как бы сказала Ленка. Осторожно поднимаю взгляд к потолку. Нет, зеркал нет, к счастью.

Просто Водзинский очень высокий, крупный мужчина, отсюда и размеры такие гигантские. Главное теперь, не думать, что происходило в этом холостяцком логове раньше.

А сейчас, всё как тогда, в Белоярске. Я жду его из душа и жутко нервничаю.

И когда шум за дверью стихает, спешно хватаю самую неэротичную свою пижаму – длинные штаны и майку с динозавром.

Виктор возвращается. На нём белая футболка и тонкие домашние брюки, низко сидящие на бёдрах. Мокрые тёмные волосы стоят дыбом. Такой уютный и домашний, что хочется повиснуть на нём.

Но я, естественно, ничего подобного не делаю. Обхожу его по широкой дуге и закрываюсь в ванной.

Наполняю большую овальную чашу. Вставляю в уши наушники, включаю музыку и погружаюсь в воду.

День хоть и был сегодня вполне приятный, но очень волнительный. И стоило мне закрыть глаза и расслабиться, я тут же уснула. И очнулась от того, что холодно. Вода успела остыть.

Полтора часа плавала, ничего себе. Виктор подумает, что специально прячусь от него.

Яростно растираюсь полотенцем. Натягиваю пижаму.

Водзинский, похоже, спит. Свет выключил и не шевелится, раскинувшись посередине кровати.

Подкрадываюсь к постели и быстро лезу под одеяло, укрываюсь чуть ли не с головой. Но зубы продолжают стучать.

Хоть одеяло очень большое, Водзинский всё равно замечает мою возню. Чувствую его руку прямо на своём плече.

– Ледяная… – сонно бормочет.

– Уснула в ванне, вода остыла.

– Иди ко мне, погрею…

Он так обыденно это произносит… как будто это не первая, а сотая наша ночь вместе. Знаю, что мужчины к близости относятся куда проще. Может, у него сейчас ничего и не шевельнётся, а я уже напридумывала всякого…

Осторожно придвигаюсь к нему. И он тут же сгребает в охапку и прижимает к своей огненной груди. Мурашки от такого соседства начинают водить хороводы по моей коже. Все волоски на теле мгновенно становятся дыбом. Чувствительность – на максимум.

– Вставать неохота и искать пульт от кондиционера, – шепчет сзади мне прямо на ухо.

Мой пульс начинает разгонятся. Стараюсь дышать тише и не шевелиться лишний раз. Но он, наверное, понимает, насколько волнительно для меня происходящее.

Его дыхание тоже поначалу – тяжёлое и частое. Но никаких лишних движений он не делает.

А мне очень скоро становится жарко. Но так хорошо и уютно в этом коконе из одеяла, его широкой груди и крепких рук, что даже не пытаюсь вылезти.

Водзинский засыпает первым, а я еще долго не могу уснуть. Всё размышляю над нашим будущим вместе. И наслаждаюсь тем, что он так близко и обнимает меня.

Мысли о Викторе из головы не выходит даже во сне. Мне снится ночь моего восемнадцатилетия. Мы яростно целуемся в кровати. Чувствую жар его тела, словно наяву.

Это точно сон? А то вдруг я что-то перепутала и снова пристала к Водзинскому, как тогда?

В этом сне никакой Алины у него нет, и можно делать всё, что вздумается.

Пока не проснулась, спешу урвать еще немного вымышленного счастья. Наваливаюсь сверху и целую. Без стеснения и страха, что оттолкнёт.

А он и не думает даже отталкивать. Хватает за задницу и вжимает в свой пах, приподнимая бёдра мне навстречу.

Впиваюсь пальцами в его волосы, целую глубже. Он отвечает, шаря руками по моему телу.

Вдруг в голове звучит его голос:

"Олесь, сегодня не приезжай, я не один…"

Чёрт. Что это?