Остаток завтрака прошел в напряженной обстановке, по крайней мере для нас с Колумбом. Тревор, как ни в чем не бывало, продолжил есть, а у моего компаньона аппетит напрочь отбило. Я понял это по тому, что он положил приборы на стол, отодвинул от себя тарелку с недоеденной яичницей и принялся за кофе. Я его прекрасно понимал. Не очень то приятно есть под прицелом чьих-то глаз. Представьте на минуточку, вы кушаете, а кто-то в это время рассматривает вас, как полотно великого художника, скурпулезно изучая каждую деталь его творения. Думаю, вряд ли вам понравится подобное. Вот так же и нам. К тому же нас рассматривал не человек, а змей, который слыхать не слыхивал ни о каком чувстве такта. Несмотря на то, что мы с ним нашли общий язык, я все еще никак не мог привыкнуть к новому другу. Уж больно вид у него не располагающий. Но, как говорится, друзей не выбирают и не находят, с ними сводит случай, а этот случай нам посылает судьба, а она, как известно, еще та мастерица подбрасывать сюрпризы.

После того, как с завтраком было покончено и мужчины принялись наводить порядок на кухне, мы с Борзини устроились перед стеклянными дверями, выходящими на бассейн. Змей улегся в свою любимую позу, свернувшись буквой «зю», положил голову на тело и уставился немигающим взглядом на улицу, а я, как и положено, умывался после еды. Не знаю, почему ему дурно пахнет от меня, если я умываюсь несколько раз на дню. По-моему на нашей планете нет чистоплотней животного, чем коты.

– Везет тебе, – со вздохом сказал питон, – сейчас поедешь город смотреть, а мне опять здесь торчать одному. Я каждый раз вечера жду, как праздника, когда вернется Тревор и мы пойдем гулять.

– А почему он не оставляет тебя на улице вместе с Альбертом? – поинтересовался я, – он же говорит, что ты не убежишь.

– Я то не убегу, – хмыкнул Горыныч, – но он боится, что на меня могут птицы напасть. Ты думаешь, только я на них охочусь? – он стрельнул в меня глазами и стыдливо потупил взгляд, – однажды я пошел в гости к Альберту и нарвался на стаю сорок. Откуда они взялись, мы так и не поняли. Никогда раньше их не было на нашем участке. Стоило мне только заползти на дерево, они набросились на меня, как сумасшедшие и давай щипать клювами. Я только и успевал отбиваться от них, шипел так, что голос сорвал и хвостом махал, как саблей. Конечно, с одной я бы запросто справился, но что можно сделать с целой бандой чокнутых птиц? По другому их не назовешь, – вздохнул питон и снова продолжил: – если бы не коала, они порвали бы меня на ленточки. Я хотел уползти от них, но они не давали мне этого сделать, Альберту даже пришлось сбросить меня с дерева, ну а там уже Тревор отбил меня у них. Всю шкуру попортили, сволочи, – со злостью прошипел он, – в общем хозяин понес меня в дом, а птицы снова вернулись на дерево. Возможно, они претендовали на жилье Альберта? Уж не знаю, что он им сказал, я лишь слышал, как он рычал, но после того случая сороки больше не показывались здесь. Это только с виду коала милый зверек, а на самом деле он за свою территорию порвет любого. Вот поэтому Тревор и не оставляет меня на улице, да я и сам, если честно, не хочу, мне в доме гораздо спокойней, – признался Борзини, – правда скучно немного, но уж лучше скучать, чем так веселиться.

С пернатыми воровками я так близко не сталкивался, а вот с воронами было дело. Они ни чем не лучше, чем сороки. Помню, как однажды вороны украли у меня рыбу, которой угостила меня Татьяна Михайловна. Хотя угостила это громко сказано, если бы я не выпросил, фиг бы она сама дала. Так вот наглые пернатые мало того, что в буквальном смысле слова вырвали у меня изо рта того карасика, так еще и раскидали по всему двору мусор из ведра, куда хозяйка выкинула рыбные отходы. Догадайтесь с трех раз, кто остался виноватым за тот погром? Конечно же я, потому что когда Татьяна Михайловна снова вышла на улицу, я остался один во дворе, а птиц уже и след простыл (*Кот Сократ выходит на орбиту).