А оружие? – спросила себя Анхела. Как в самолет Кнайба попало оружие? Я ничего не знаю об оружии. Неужели она недооценила пилота? Неужели при всей его низменности он работал на либертозо?
Нет! Кнайб не работал на либертозо.
Таких, как он, можно только купить, значит, его купили.
Опытный пилот попросту решил подработать на доставке оружия.
В каких нищих карманах звенели собранные для пилота медяки… Это Хосеф Кайо ничего не мерил деньгами… Может, боялся… Боялся за меня… С того дня, как Кайо ушел к либертозо, он ни разу даже не пытался связаться со мной…
Она глянула на либертозо, поверженного на голую «Лору».
Я пришла в «камеру разговоров» за спрайсом. Я не думала, что они схватят и приведут сюда Хосефа. Мои планы нарушены. Два дня назад наручный браслет (спрайс) начал светиться. Это означало: ее ждут, следует уходить. И вот…
Сколько лет я веду игру? – спросила она себя. И ответила: почти семнадцать… Даже больше… Ни соблазн, ни усталость не вырвали меня из круга политиков, ученых, художников, бизнесменов Тании… Собственно, я и Кайо оттолкнула по той же причине: он мог помешать… А я не могла этого допустить…
А если бы это я лежала на «Лоре»? – подумала Анхела. Если бы это не у Кайо, а у меня тянуло плечо и резко, страшно ударяло болью под левую лопатку? Если бы это не он, а я все свои силы направляла на то, чтобы затаить, убить, спрятать в плавящемся от боли мозгу одну единственную, но такую важную фразу: «Запад Абу… Пять костров ромбом… Одиннадцатого… Пятнадцатого… Двадцать второго…» Смогла бы я поднять руку на человека?..
– Вам жаль туземца? – негромко спросил Досет.
– Разумеется.
– Почему же вы не поможете ему? Достаточно ответить на мои вопросы, и мы отправим туземца в госпиталь.
Это была ложь. Анхела только покачала головой.
Досет в упор взглянул на дочь банкира Ауса. Он был убежден: она все равно заговорит, она все равно непременно заговорит! Надо только правильно нажать на нее. В успех беседы с раненым либертозо майор не верил – либертозо бесчувственны, но Анхела… Когда туземец завопит от боли, когда электрический ток вывернет его кости из суставов, когда из прокушенных губ густо хлынет кровь, Анхела, конечно, заговорит. А пока…
– Приведите Этуша!
Глава пятая
Художник
Этуша втолкнули в «камеру разговоров».
– Почему ты не стал рисовать эту женщину? – грубо спросил Досет.
Этуш вздрогнул. Он боялся смотреть на Анхелу. Он с ужасом отворачивался от «Лоры». С унизительным страхом, с низкой мольбой Этуш смотрел только на майора.
– Эта женщина не для моего карандаша, – наконец жалко выдавил он.
– И все-таки ты ее напишешь!
– Нет! – затравленно возразил Этуш. – Я не могу. Она с других плоскостей. Я рисую только преступников.
– Дуайт, воротник!
Легко замкнув распухшие, но слабые руки художника в металлические наручники, Дуайт коротко приказал:
– На пол!
Только теперь Анхела уяснила назначение ржавого металлического кольца, ввернутого в бетонный пол камеры. К кольцу Дуайт деловито примкнул на цепь грузно опустившегося на колени художника. Так же деловито он затянул на шее Этуша сыромятную петлю – «воротник». Луч мощного рефлектора, поставленного на пол, ударил прямо в сыромятную петлю, и художник, по-птичьи прикрыл выпуклые глаза желтоватыми пленками почти прозрачных век.
– Сейчас одиннадцать, – ровно сказал Досет, взглянув на часы. – К двум часам ночи я должен знать, кто, где и на чьи деньги покупает оружие для либертозо? Кто и через какие порты ввозит оружие в Танию? Когда и где приземлятся очередные самолеты с оружием? Ответить на эти вопросы можете вы, Анхела. Или ты, туземец. И даже ты, червь, если что-то знаешь, – кивнул он в сторону Этуша. – Тот, кто заговорит первым, будет отпущен. Остальных убьем.