– Уходи, Вадим, – смогла выговорить я, хотя челюсти сводило судорогой. – Тебе здесь не место.

– Ыыы… – натужно промычал он, не размыкая губ и не прекращая улыбаться.

Мне бы уйти, не смотреть, но я так и стояла, не в силах пошевелиться.

Муж, наконец, отлип от окна, немного отступил. Теперь я видела его почти в полный рост. Костюм, так хорошо сидевший на нем совсем недавно, теперь болтался подобно лохмотьям на огородном пугале. Я слишком ярко представила, что под пиджаком и белой рубашкой не человеческое тело, а грубо сколоченная крестовина с насаженной на штырь головой.

Меня передернуло, замутило.

Муж резко приложил ладонь к стеклу. Я была уверена, оно не выдержит, и рука с длинными пальцами вот-вот вцепится мне в горло. Но текли секунды, а воздух все так же легко поступал в легкие. Сила, сковавшая тело, ослабла, я снова могла двигаться.

Заметив в углу почерневшую от времени и копоти икону, бросилась к ней. Прижала к груди, силясь вспомнить слова молитвы. Ничего. Мысли вытеснил вакуум, заполнивший голову.

Движимая инстинктами, я приложила икону к прозрачной границе, разделяющей нас с мужем. Вадим убрал руку, дернул плечом. Уголки рта скорбно опустились. Теперь он смотрел на меня с обидой и непониманием.

– Прошу тебя, уходи, – повторила я. – Ты меня пугаешь.

Он ничего не ответил. Не было даже мычания. Но от окна отошел уже на большее расстояние. Дотянуться до меня точно не сможет.

Усилием воли я заставила себя отвернуться, не смотреть. Тело моего мужа находится в морге, и завтра его похоронят. Он не может быть здесь, не может бродить вокруг дома и заглядывать в окна.

Зачем я вообще приехала в эту прокля́тую деревню? Чтобы дрожать от страха в чужом старом доме, где меня никто не ждал?

Вдруг я совершила ошибку и все мои старания напрасны?

Я не сразу поняла, что довольно долго пробыла в тишине. Может, мне все привиделось? Быть героиней хоррора в реальной жизни совсем не хотелось. Я даже не знаю, какая мне отведена роль. Вдруг той самой жертвы, которую убивают в первые минуты фильма?

Додумать не успела. Входная дверь содрогнулась от мощного удара. А затем раздался настоящий звериный рык. В нем смешались боль и ярость.

Когда дверь распахнулась, я зажала уши ладонями и тоже закричала.

Мой мертвый супруг шагнул в дом.

Чем ближе была деревня, тем больше меня одолевали сомнения. Зачем я все затеяла? Поехать к черту на кулички, чтобы… что?

Не так я представляла отпуск, к которому мы готовились почти год. На малую родину муж звал меня давно, расписывал деревенские красоты, не скупясь на поэтику, сравнивал чистоту и вкус здешнего воздуха с моими любимыми напитками. Живописал крупными, яркими мазками рассветы и закаты, поля и реки.

Я не понимала, зачем тратить время на подобные места, но муж любил свою родную деревню, а я любила мужа. Слишком сильно любила, чтобы сомневаться и спорить. Да и его рассказы проникли в душу, задели неведомые ранее струны, пробуждая мелодию странной ностальгии. Я будто вспоминала прошлую жизнь, которой у меня никогда не было. Очень скоро уже сама начала рваться в неведомую глушь, лишь бы утолить колючую жажду внутри.

Вадим умер за сутки до нашего отъезда. Просто не проснулся утром. Врачи дали сухое заключение о сердечной недостаточности.

Я умерла вместе с ним.

Только зачем-то продолжила ходить, отвечать на соболезнования, даже дышать. Хотя честно пыталась прекратить.

Мой мир заволокло туманом, окружившим меня плотным коконом. Слова, запахи, звуки и даже мысли проникали сюда в усеченном виде, ровно настолько, чтобы нейроны уловили импульсы и выдали минимальную реакцию. Я всерьез думала, что попала в ад.