– Двести пятьдесят – это приблизительный вес твоей порции горячих вафель со сгущенкой, а ты что подумала?

Подружка протиснулась в комнату и грациозно проплыла к столу, балансируя тарелками.

– С добрым утром и приятного аппетита, садись завтракать!

– Завтракать – это хорошо!

Я не заставила себя упрашивать, налила нам чаю, подсела к столу и сразу же огорошила подружку сенсационным сообщением:

– А вот насчет доброго утра ты, к сожалению, ошибаешься. Я, когда мусор выносила, труп нашла!

– Где?!

Ирка выпучила глаза.

– Мне казалось, что первый вопрос должен быть – какой? – Я укусила вафлю. – Ммм!

– Какой труп и где? – послушно переспросила подружка.

– Подожди, не порть мне аппетит…

Я со вкусом почавкала, вымазала вафельным краешком сгущенку, поборола порыв некультурно облизать пальцы и, вытирая руки салфеткой, обстоятельно доложила:

– Труп был мужской. Он лежал на асфальте перед нашим домом немного левее крыльца, примерно под окном твоих соседей.

– Намекаешь, что они имеют к этому какое-то отношение?

– Необязательно. Как говорится, «после того» не значит «вследствие того», а «под окном» не значит «из окна». – Я блеснула специфической эрудицией. – Хотя полиция и управдомша, магнит ей в бигуди, пытались предъявить подобное обвинение не кому-нибудь, а нам с тобой. Мол, мы же баловались с грузами на веревке.

– Надеюсь, ты объяснила им нелепость данного предположения? – нахмурилась подружка.

– Я сделала лучше: подарила им пару очень интересных альтернативных версий.

– Каких же, Холмс?

Ирка удобно откинулась на стуле и пригубила чай ситуативно подходящего сорта «Английский завтрак».

– Элементарных, Ватсон: падение с дерева и с самолета.

– Я бы выбрала дерево, – подумав, сказала подружка.

– Не сомневаюсь, – кивнула я. – Я знаю, ты любишь орех пекан.

На самом деле Ирка, как яркий представитель семейства Максимовых, любит всю еду без исключения. Так что, если бы у нас за окнами кокосовая пальма росла, она бы выбрала пальму. А вот самолеты моя подружка откровенно недолюбливает, потому что в кресле лайнера ей неудобно – откидной столик упирается в живот и дискомфортно неустойчив.

– А как он выглядел? – спросила Ирка-Ватсон, деликатно звякнув опустевшей чашкой о блюдце.

– Труп? – Я поморщилась. – Как дохлый ниндзя в ботах.

– В смысле?! – Вмиг утратив английскую невозмутимость, подружка поперхнулась.

– В смысле, он был в черном трико.

– Нетипичный наряд для этого места и времени года…

– Да, а обувь у него была еще более нетипичная: войлочные боты! – Я вспомнила ноги, торчавшие из-под простынки. – Причем совершенно новые войлочные боты – пушистый светлый войлок на подошвах еще не успел испачкаться и не примяться.

– Значит, это был не местный тип, – сделала вывод подружка. – Все эти войлочные боты, вязаные кофты и майки с надписями про Сочи только приезжие покупают.

– Резонно, – согласилась я.

В глубокомысленной тишине мы чинно и благородно допили свой английский чай.

За окном многозначительно громыхнуло.

В приоткрывшуюся дверь просунулась чумазая мордашка.

– Глоза! – тараща глазенки, сообщил Масяня.

– Ривень! – напророчил за его спиной Манюня.

– Моля не будет?

– Какая еще моль? Что она не будет? Есть? – не поняла я.

– Море! – поправила меня Ирка. – Нет, детки, в грозу мы с вами на море не пойдем.

– И правильно, – согласилась я. – В грозу на море случаются смерчи, оно нам надо?

– Смелсь?

– Ага, смерть с косой! – кивнула я. – Хвать, вжик, шмяк – и все. Был дядя в ботах – и нету дяди в ботах!

– Не морочь голову детям, – попросила подружка и хлопнула в ладоши. – Так, малышня! Объявляю программу дня: сейчас мы обуваем боты, тьфу, сапоги! Надеваем дождевики, берем зонты и идем в цирк!