— Я все узнала. Это брат лекарства перепутал…

Ударяет ладонями по столу, отчего я подпрыгиваю в кресле.

Какой у него все же день нехороший вчера был…

— Меня это не волнует.

Его взгляд устремлен на мой лоб. Как пуля, черт возьми.

Лучше пусть убьет, чем смотрит ТАК! Реально готов застрелить. И уже натирает свой пистолет.

На грудь бы хоть посмотрел… Отвлекся… Зря старалась, что ли?

Может, надо было в короткой юбке прийти и ножки продемонстрировать? Вот дура… Поздно додумалась. Надо было взять сменку, как в школе. Теперь весь день мучиться в жутко неудобном платье.

— Простите, — пищу, опуская взгляд на свой недавно сделанный маникюр. — Извинюсь, отработаю. Какое у вас там желание?

Я выполнять его боюсь, но это женское любопытство! До добра не доведет! Я до утра гадала, переживала, дергалась…

Боковым зрением замечаю, как мужчина со вздохом приземляется в кресло. И чуть ли не ликую, когда ловлю его взгляд на своих холмиках. Ага! Сработало все же!

Чувствую себя увереннее. Пододвигаюсь к столу, ставлю на него локти и обеспечиваю Яна Александровича наилучшим обзором.

Вот говорила себе ночью — не дергай тигра за усы. В итоге опять нарываюсь.

— Я внимательно вас слушаю, — негромко выговариваю без улыбки.

Босс ожидаемо залипает, но, кажется, только глазами. Потому что губы изгибаются, бросая насмешливые слова:

— Грязно, Маргарита Сергеевна, играете.

— Не понимаю, о чем вы, — кокетливо отвечаю.

И мой тон для него как красная тряпка для быка. Черты лица в тот же миг обостряются, темные глаза чернеют, и он вновь становится Бестужевым, которого знают все.

— С этого дня в течение месяца ты выполняешь любое мое указание.

— Кажется, я и так это делаю.

— Не по работе. Личное. Совершенно личное и безрассудное, не вписывающееся в твои рамки.

Совру, если скажу, что не испугалась.

Еще как испугалась! Зная моего шефа… У него в голове одно.

Проучить меня.

— Вы что, решили принудить меня к?..

— О чем ты, Тихомирова? — его взгляд наконец-то останавливается на моем лице. — Никаких сексуальных домогательств. Благодаря тебе вчера я опустошил свой бак на месяц вперед.

Уж не знаю, о чем он говорит, но…

— Ага. И вы хотите, чтобы я стала вашей личной собачкой на побегушках?

— Скорее кошечкой, — усмехается. — Не люблю собак.

— Я отказываюсь, — задрав подбородок, откидываюсь на спинку кресла и скрещиваю руки на груди. Чтобы показать свое недовольство, ножкой покачиваю. — Это не в моих принципах. Тем более никак не связано с работой.

Он хмыкает.

— Твоя выходка тоже не связана с работой. Но ты…

Невольно поджимаю губы.

— Накосячила. Отказываешься — пиши заявление об увольнении и ищи себе замену. У тебя две недели. И еще… — он вздыхает и качает головой. — Ты нанесла мне травму. Поэтому не думаю, что отпущу тебя с хорошим рекомендательным письмом…

— Это шантаж!

— Констатация факта и урок, — чеканит как ни в чем не бывало. — В следующий раз будешь думать перед тем, как идти против начальства. Не беспокойся, я, в отличие от тебя, разумен и заставлять хлестать афродизиак литрами не буду.

Ну хоть что-то хорошее.

— С этого дня ты наказана, — произносит сурово. Никогда не думала, что Бестужев может быть со мной таким. Урод.

Еще и оглашает свою первую прихоть…

Я выпадаю в осадок.

Чего-чего? Мне послышалось?

— Приступай. Непонятно выразился? — выгибает бровь. — Повторить еще раз?

— Это издевательство!

— По сравнению с тем, что было вчера, — это еще цветочки.

— Хорошо, — цежу сквозь зубы, предчувствуя последующие унижения. Но и работы лишиться я не могу. Теперь уж точно, когда завязала со своими авантюрами.