Что я могу сделать? Да ничего, кроме как завалиться спать, едва мы приезжаем в снятую моими родителями квартиру на Копе. Это небольшая студия с кухней в отдельном помещении и окнами на океан.

Едва успеваю бросить короткий взгляд в окно, как, приманенная кроватью, погружаюсь в молниеносный сон. Буквально проваливаюсь в пустоту.

Следующее, что понимаю — я проснулась. Лежу на спине, моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд. В комнате все еще светло, и поэтому не понимаю, сколько я проспала. Сажусь на кровати и вижу Германа, расположившегося на диване с ноутом на коленках.

— Проснулась? С добрым вечером, путешественница, — отвлекается он на мои шуршания и шевеления.

Герман выглядит так органично в одной комнате со мной, будто мы сотни раз делили с ним дом, а не познакомились всего несколько часов назад. Прошлая я сказала бы: ты с ума сошла, привела в дом практически незнакомца, а новая я лишь машет рукой, пусть все идет своим чередом.

— А? С добрым вечером? Как уже с добрым вечером? Это минус один день от путешествия? Я так все на свете просплю, — начинаю причитать я. — Скажи, что это состояние не навечно? Скажи, что это пройдет?

Я сжимаю голову в ладонях и… на удивление — она светлая и ясная. Сон помог.

— Уже прошло, так думаю. Кстати, я тоже поспал, не считай, что я киборг какой-то. Просто быстрее, чем ты, восстановился. И… — он кивает на пакет на барной стойке, — сходил в магазин. Он прямо в этом доме, только вход с параллельной улицы. Так что, Варь, у нас есть реальный шанс встретить закат на городском пляже. Предлагаю тебе наведаться в душ, прийти в себя, нацепить что-нибудь полегче, потому что за окном почти тридцать градусов и… айда во внешний мир.

Через час мы уже в нем: во внешнем мире. Я смотрю на него широко распахнутыми от удивления глазами. Меня поражает абсолютно все: незнакомая речь, быстрый ритм города, белоснежные высотные здания вдоль бесконечной набережной, светлый песок и бурлящий океан прямо в черте города. Неужели еще вчера я была в сером Питере?

Герман хватает меня за руку, и мы перебегаем авеню Атлантик, чтобы очутиться на пляже. Мой заботливый попутчик расстилает захваченное из квартиры покрывало, достает вино и бокалы, также взятые из кухни студии, а еще фрукты и сэндвичи, сделанные на скорую руку.

— Ого, вот это пир, — искренне восхищаюсь я и словно завороженная смотрю, как Герман умело откупоривает бутылку.

На нем футболка с короткими рукавами, и я вижу крепкие мышцы и светлые выгоревшие волоски на руках, признак того, что этот парень любит находиться на солнце.

— Погоди, тебе же можно пить, ты совершеннолетний? — с улыбочкой спрашиваю я, принимая наполненный вином бокал.

— Мы же уже выяснили, что я «дяденька», с которыми мамы своим дочерям не разрешают общаться.

— Что, правда? Совсем-совсем не разрешают? Ты настолько опасен?

— Нет, я абсолютно безобиден и бесконечно дружелюбен.

Мы дружно чокаемся и пьем за наш приезд сюда и первый вечер в новой стране.

— Ну а если серьезно, сколько тебе лет? — чуть погодя спрашиваю я.

— Двадцать три, — Герман пододвигает ко мне тарелочку с фруктами.

У нас на пикнике нет пластика. Герман прилично опустошил кухню на предмет посуды, чтобы создать этот импровизированный «ресторан на берегу». Я в некотором восторге от этого парня. С ним легко и совсем не страшно. Вспоминаю, как он отвлекал меня разговорами во время посадки, и я почти и не заметила, что самолет уже приземлился.

— А мне девятнадцать, — зачем-то поясняю я и снова делаю глоток красного вина.

Оно местное: терпкое и богатое на вкус, как все южноамериканские вина, и пьется удивительно легко.