Но все же он бодро перескакивал с чина на чин, а когда вышел в отставку, стал шишкой в городской администрации, где и занимал кресло-трон до самой смерти.

Бабушка – обладатель взрывного характера и громового голоса. Когда она говорит, крупные собаки начинают нервно лаять, а мелкие дрожат и делают лужу.

Поэтому бабушка держит котов – три штуки. Собак она презирает.

Коты ей под стать: крупные, с длинными мордами и хамскими манерами. Они – единственные существа, которые бабушку Аглаю в грош не ставят. Всем прочим она внушает священный трепет. Бабушка держит в железном кулаке домоуправление, районную поликлинику и моих родителей.

А меня она трепетно любит и балует. Она говорит: «Танька, ты в меня характером пошла. Ты фейерверк и минометное орудие в одном фигуристом теле».

Тут она ошибается. Я трусливая особа, и при этом склонная к импульсивным поступкам. Наворочу чего, а потом трушу, жду расплаты за содеянное.

Бабушка на это говорит: «Погоди, еще не пришел твой час. Когда надо, тогда и выстрелишь. А сейчас шипишь, искришь, крутишься на месте, как петарда с сырым запалом».

Бабушка умеет сказать емко и красочно.

Ладно, ей виднее. Петарда так петарда.

Я бабушку тоже люблю. Но это из-за нее моя неприязнь к начальству и страх перед собеседованиями. Ненавижу, когда мне приказывают, и терпеть не могу, когда задают вопросы с подковырками. Бабушка в этом мастер.

Бабушку я могу осадить: «Не лезь! Сама знаю! Не надо мной командовать!»

Начальству и рекрутерам так не скажешь. Они вызывают во мне глубокое отторжение. Чужие, высокомерные люди, которые внезапно решают, что имеют право мной распоряжаться. За деньги, да. Но, повторюсь, деньги – не главное. Я уже три года живу от гонорара к гонорару, покупаю продукты по акциям и скидкам, одеваюсь в дешевых интернет-магазинах, зато наслаждаюсь относительной свободой. И плевать я хотела на статус и престиж.

Бабушка меня за это уважает. Остальные считают инфантильной дурочкой. Но мнение остальных мне до фени.

Бабушка появляется в коридоре с папиросой в зубах. У нее полно дурных привычек.

– Проходи и рассказывай, – велит она, выпуская дым к потолку.

– Фу, – я разгоняю дым рукой, проходя в гостиную. – Вонища как не знаю где.

– Не ври. Это дорогие папиросы, импортные. Мне знакомые контрабандой привезли. Отборный элитный табак.

– Он воняет как «Беломор».

Бабушка покорно тушит папиросу в цветочном горшке и садится на диван рядом со мной.

– Рассказывай, что случилось.

– Два заработка из трех потеряла, – пожимаю я плечами. – Ерунда, прорвемся.

– Денег дать?

– Нет!

– А еще что стряслось? Кавалер обидел? Разложить тебе, что было, что будет?

Бабушка умеет читать мысли. И гадать на картах. Ничего из нагаданного не сбывается, но ей нравится ритуал.

– Я и так знаю, что было. А что будет… какая разница? Ба, не бери в голову. Просто Эдика редко вижу. Он все на работе да на работе. Шеф у него придурок. А мне обидно.

И я рассказываю ей все, выплескиваю обиду на Эдикового шефа. Хотя в глубине души понимаю: обижаюсь я вовсе не на шефа, а на Эдика.

Бабушка выслушивает меня молча. Ее морщинистая рука яростно наглаживает спину рыжего Семы. Черная Клякса вальяжно развалилась у моих ног. А Муха все еще хрустит на кухне кормом.

– Безобразие, – резюмирует бабушка и резким движением скидывает кота на пол. Тот смотрит на нее с презрительной укоризной, встряхивается и уходит, задрав хвост палкой.

Бабушка поднимается и начинает мерить шагами комнату.

– Танька, мужиком надо управлять, – рубит она воздух рукой. – Помочь, подсказать, подтолкнуть. Мужики начальства боятся. У самцов так заведено: вожаку стаи они подчиняются беспрекословно. Твой Эдька не альфа-самец. Он бета или гамма. А значит, бунтовать против шефа не будет.