- Ей в руку воткнули иголку и по ней льется лекарство. Прямо в кровь. А еще у нее есть кислородная маска. Как в самолете, только другая. Я тоже хочу такую маску. А иголку в вену не хочу…
Максимка выпаливает все, что у него на уме. А я в это время смотрю на Арсения Михайловича. И вижу, как его лицо меняется на глазах.
Он хмурится, сжимает губы и стискивает челюсти. Выражение лица почти что угрожающеее. Но я почему-то понимаю, что за этим суровым фасадом он прячет тревогу и боль.
И мне вдруг становится его жалко. Их обоих…
Какие-то они заброшенные и неприкаянные. Бабушка в больнице, мама неизвестно где.
Я замечаю, что у Максика волосы странные, как будто он хватал их липкими руками. Или как будто их плохо промыли. На рубашке пятна. А еще - у него разные носки. Он выглядит как ребенок, лишенный женской заботы.
Когда Макс, который даже ест наскоками, снова вскакивает и убегает, я задаю Арсению Михайловичу вопрос.
- А где мама Максима?
- Нет у нас мамы, - произносит он.
И в его голосе я снова слышу боль.
- Извините, - зачем-то говорю я.
- Ничего, - пожимает плечами он.
На дальнейшие расспросы я не решаюсь. Но по его ответу, по его глазам и позе, я понимаю, что случилось что-то очень плохое. Трагическое.
Видимо, его жены и мамы Макса нет в живых.
Мое сердце сжимается. Максимка растет без матери. Еще и с таким холодным отцом. Надеюсь, хоть бабушка у него нормальная. Но даже если так - сейчас она в больнице...
Бедный ребенок!
14. 14
Арсений
Я ловлю испуганный взгляд Лисички. Она смотрит сочувственно. Сначала на меня, потом на Макса.
Жалеет. Думает, что… А, пусть думает.
Так даже лучше.
Кажется, все начинает складываться.
- А что с вашей бабушкой? - продолжает она расспросы уже после того, как Максик расправился и с картошой, и с тортом.
Мне, кстати, картошки не предложили. А я бы не отказался! Выглядела она очень аппетитно.
- Сердце, - отвечаю я.
- Что-то серьезное?
- Достаточно. То есть… все будет хорошо. Она поправится. Но ей нужен отдых.
- Конечно. Это понятно.
- Она поедет в санаторий на месяц. Пройдет курс реабилитации. Ну и потом пару месяцев ей нужна будет помощь с Максом. Он же у нас буйный.
- Это да…
- С ним мало кто может справиться. А вы можете.
- Да, - кивает она. - Я могу.
- У вас три младших брата.
- Досье собрали?
Так. А сейчас надо быть очень осторожным. Чтобы не спугнуть.
Все идет по плану и даже лучше. Хорошая была идея - использовать Макса. Ему нужна няня - пусть сам ее и завоевывает. Нет, я не говорил ему этого прямо. Просто намекнул, что надо понравиться Лисичке, и тогда она согласится приходить к нему каждый день.
Он очень старается. И, надо признать, справляется гораздо лучше меня. Макс умеет быть милым и обаятельным, когда ему это надо.
Ну, и полтора литра запрещенной колы, купленной в виде большого исключения, сыграли свою роль. Благодаря этому чудесному напитку, влитому в ребенка, нас вообще впустили.
- Конечно, я навел справки, - объясняю я Лисичке. - Ведь я думал о том, чтобы доверить вам сына. А он - самое дороге, что у меня есть.
Рыжая хмурится. Ей не нравится, что я все спланировал за ее спиной. Понимаю. Я бы на ее месте тоже взбесился. Понимаю, но… мне надо, чтобы она не сорвалась с крючка. Поэтому я говорю:
- Виктория… Я хочу попросить у вас прощения. Я вел себя крайне эгоистично. Я не должен был добиваться вашего увольнения.
- Вот именно!
- Простите. Я виноват. Просто… я в отчаянии. За три дня через нас прошли полтора десятка нянь. Кто-то давил на Максима, кто-то пытался сюсюкать - все бесполезно. Он от всех сбегал. И только вы сразу смогли сразу найти с ним общий язык.