Как я бежал до гостиной уже не помню. Но очутился я там очень быстро. Бегло осмотрел собравшихся, нашел источник звука, что немного пометался по комнате, а потом забился под диван, причем как это у него получилось – загадка. Вытаскивать придется, явно, с трудом. Степан испуганно хлопал глазами, как и няня, а Эмма стояла посередине комнаты и в руках держала клок собачей шерсти.

- Что это? – спросил я строго, просто потому что сильно переживал.

- Эмма ухватила Шарика за колтун, и не устояла на ногах, начала падать и потянула его, - начала тараторить няня.

- Доставайте собаку, и в ванную в комнате для гостей, - скомандовал я.

В комнатах детей мыть это животное я не собирался. Горничная, конечно, потом все помоет, но почему-то я не был готов увидеть этот комок шерсти и репьев в ванной Степана или Эммы.

Собака, скорее всего, почуяв неладное, не хотела вылезать из-под дивана. Но Степан бывает очень настойчив. В ванную комнату сын тащил щенка волоком. Эмма бежала за ними.

- Ну, Шарик, сейчас ты станешь водолазом. И мне все равно что у тебя нет этой породы в корнях.

Взял собаку на руки и поставил в душевую кабину. Включил теплую воду и стал обмывать. От цвета воды, которая стекала с него, мне стало дурно. Посмотрел через плечо на няню. Та, походу, даже не поняла, чего я на нее смотрел. Продолжила наивно хлопать глазами.

- Пап, давай намылим его, - под руку мне влез сын, - мы купили по дороге домой средства по уходу за длинношерстными собаками, - в руках у Степки была какая-то бутылочка.

Он быстро скинул с себя одежду, оставшись в одних трусах, шагнул в душевую кабинку. Шарик отшатнулся от него в испуге. Но Степан не растерялся. Почесал его за ухом, потрепал за холку, чем немного расслабил пса. А потом выдавил немного средства и стал маленькими ручками втирать шампунь в шерсть собаки. Тут же подоспела Эмма, она отчаянно рвалась к нам, пиная и ругая няню. И наконец, вырвавшись из не особо цепких рук девушки, она влетела, прямо в одежде, в кабинку. Дети с такой радостью мылили снова и снова собаку. Та почувствовав, что нет опасности тоже расслабилась. Периодически стряхивала пену, тряся шерстью, обдавая нас брызгами. Дети при этом хохотали. Я злился. Но никого не ругал. Через какое-то время, пены стало очень много, потому что с каждой помывкой, шерсть становилась чище, пена мылилась лучше. И теперь это была просто игра в пену. Детский хохот первый раз за долгое время после смерти Виктории разрезал тишину дома. И это было очень ново для меня, так щемяще трепетно.

Кое-как отмыли Шарика. Чтобы ему дать отрясти шерсть, закрыли его в душевой кабине. Но пес не понял нашего рационального порыва и стал скулить в замкнутом пространстве и скрести передними лапами по стеклу дверей.

- Папа, он плачет, - захныкал Стёпка.

- Пусть отрясет шерсть. И я выпущу его.

- Мы его полотенцем вытрем, - заканючил сын.

У меня не было сил спорить с детьми. Открыл дверцу. Шарик выбежал наружу и стал трясти шерстью. Распространяя брызги вокруг себя. Дети стали гоняться за ним с полотенцем. Весело визжа, спотыкаясь, кидали полотенце в надежде укрыть им мокрую собаку. Вечер был неожиданно шумным, мокрым, активным. Когда щенок отряс всю воду с шерсти, он пришел к нам в гостиную. Лег у ног Степки и посмотрел так ему в глаза, что я сам чуть не прослезился.

- Ну, понял, что не прав? Больше так не делай, - обратился он к собаке.

Закатил глаза. Только дети могут думать, что собаки их понимают. Взял щетку для собачьей шерсти, и готовился уже к новым бегам за собакой.