— Потому что здесь сплю я. Это — моя комната.

— Подумаешь! — Кривит губы сестренка.

— Мама тебе скажет и… — влезает в наш разговор Варя, самая младшая и самая глупая из всех трех.

Я молча закрываю перед ними дверь и приобняв за плечи направляю к лестнице.

— Идите за стол, пожалуйста. Угощение стынет.

Поесть сестры любят едва ли не больше, чем совать нос в чужие шкафы и дела.

Мы спускаемся, и я едва сдерживаю позыв придать им ускорение традиционным образом. А внизу типичная картина, на которую я насмотрелась еще в детстве.

— Кто же так готовит этот салат? Все знают, что нужно класть докторскую колбасу. Почему здесь нет ни кусочка колбасы? И порезано все слишком крупно. Надо резать помельче! — визгливо возмущается тетя, на тарелке которой лежит целая гора пищи.

Ну да: попробовать надо все. Такой принцип. Только в случае тети Кати он звучит: попробовать надо все и обязательно раскритиковать в пух и прах.

Мама что-то пытается мямлить, беспомощно посматривая на мужа. Дядя Миша изо всех сил старается быть вежливым и не сорваться. Дядя Семен молча уплетает все, что ему положено, не взирая на недостающие ингредиенты и неточность их форм. Вика, самая старшая из дочерей тети Кати, картинно кривит нос, и бормочет, что она на диете, а тут, видите ли нет ничего подходящего, могли бы и позаботиться о любимой родственнице.

Сорвавшись, вскакиваю и кидаю ей на тарелку соленый огурец, а тете подвигаю нож и колбасу.

— Вот. Можете крупное порезать, а недостающее добавить.

Все в ужасе молча смотрят на меня. Дядя Миша одобрительно кряхтит.

— Тебе бы к психологу сходить… — бубнит Вика, а ее сестры хихикают.

Похоже, они недолюбливают старшую сестренку.

И тут тетя Катя решает, что самое время припомнить мне, как грустно они провела эти праздники, мотаясь на перекладных, сколько денег зря потратила и кто в этом виноват.

Я делаю вид, что мне совершенно неинтересны ее вопли, ем спокойно, мамуле подкладываю салатиков, улыбаюсь дяде Мише. Почему-то истерики тетки меня совершенно не трогают. Даже когда она срывается на визг, я лишь недоуменно изгибаю бровь.

— Вы совсем одичали в своих странствиях. Предупредили бы, что приедете, я бы вам всем купила в подарок по книге этикета.

Теть Катя задыхается от ярости, но, видимо, в моем взгляде и поведении считывает нечто такое, что затыкается и молча ест салат. Она надута, как жаба, и я понимаю, что рано или поздно сорвется на очередную порцию визга, но лишь хмыкаю про себя.

Не в этот раз, тетя Катя.

Не в этот раз.

Отмечаю и позитивные моменты с другой стороны. Мама под моим суровым взглядом не соглашается уступить гостям свою спальню, и им приходится ютиться всем в одной-единственной гостевой комнате на первом этаже. Дядю Семена сразу же выгоняют на диван в гостиную, но кажется, ему все равно. А, может, он даже этому рад.

Сестры, вынужденные спать на полу на надувном матрасе вдвоем, все время ноют по этому поводу, намекая, что: «У Алинки есть целая комната, и она могла бы…»

— Не могла! — пресекаю любые разговоры на эту тему, из раза в раз подтверждая звание мегеры. — Хотите удобств — шуруйте в гостиницу. А нет — подчиняйтесь правилам этого дома.

Сестрицы в шоке, тетя Катя злится, выговаривает маме, но та пока держится, осаживает младшую. И, кажется, ей все больше это нравится. Может, и во вкус войдет.

Я все больше провожу времени в своей комнате, не в силах выслушивать очередное нытье или откровенные оскорбления. Да-да, Романа мне тоже припомнили в контексте: таскаешься неизвестно где и с кем, пока родственники, понадеявшиеся, превозмогают.