– Как не живет? – удивленно вскидываюсь я. – Только вчера мы...

И голос из домофона недовольным тоном повторяет:

– Я ж говорю, появляется время от времени... Месяца два как. Ищите ее в другом месте!

Сбитый с толку и невероятно заинтригованный, я возвращаюсь к автомобилю и сажусь за руль.

Ничего не понимаю... Теперь и вовсе ни-че-го не понимаю! Однако загадка интригует...

С тем и возвращаюсь домой. Рассказываю Надин о состоявшейся беседе с Леонардом, об его очередном требовании денег, о своем отказе... и об уродливой надписи тоже – обо всем, кроме подозрения в отношении новой ученицы. Об этом теперь и не расскажешь... Слишком много накопившихся замалчиваний. Она может не так понять... Мне это ни к чему.

И вдруг:

– Знаешь, о чем я сегодня услышала на работе?

Адреналин мощной волной впрыскивается в кровь – я почти глохну от шума в ушах.

– О чем же? – произношу, едва слыша собственный голос.

Надин заговорщически улыбается.

– О небольшой пикантной подробности, касательно нашей новой ученицы, – она изображает пальцами невидимые кавычки. Все-таки Элла достаточно «старовата» для ученицы зубного врача в привычном понимании этого слова... А Надин продолжает: – Кажется, она немного увлечена тобой, дорогой. Замечал что-нибудь подобное?

Кровь все еще кипит в моих венах, и казаться неожиданно удивленным получается с превеликим трудом.

– Нет, ничего такого не припоминаю. – А сам спрашиваю: – И что, кто-то решил, что она мной увлечена?

Надин кажется чуточку смущенной, когда признается: – Это я подслушала болтовню девушек-практиканток. Они обсуждали новую ученицу – кажется, восторгались ее «шикарной» фигурой – и вскользь упомянули о ее недавних словах: якобы она сказала, что ей нравится твоя борода. Представь себе только, Элла Вальц считает ее сексуальной! – Подергивает меня за бородку и заключает: – И это та самая борода, которую я частенько прошу тебя сбрить. В голове не укладывается!

– Уверен, она это не всерьез. Элла вообще странная девушка...

– Странная, но и весьма симпатичная, согласись?

– Разве что самую малость, – приходится признать мне. И тут же добавляю: – Однако с тобой ей все равно не сравниться.

– Подхалим. – Надин позволяет мазнуть поцелуем по своей щеке и отпихивает меня в сторону. – Фу, – кривит она лицо, – твоя борода ужасно колется!

Я пожимаю плечами:

– И все равно я ее не сбрею, даже не надейся.

– Готов угодить всем, кроме родной жены, – ворчит она по привычке.

А утром меня ждет очередная настенная живопись, намалеванная той же краской и тем же самым почерком на стенах нашего гаража. И допускать возможность случайного факта вандализма больше не приходится...

На работу прихожу злой и расстроенный, с одной единственной мыслью: выяснить, не проделки ли это безумной Эллы. Вдруг это какой-нибудь сталкерский метод по привлечению внимания...

Вот я ей тогда устрою райскую жизнь! Она у меня еще попляшет.

– Что, простите?

Я настолько погружен в собственные мысли, что вопрос пациентки не сразу до меня доходит.

А она повторяет:

– Как думаете, доктор Бергманн, эта пломба будет смотреться с бордовой помадой?

У меня начинает дергаться правый глаз... Иногда мне кажется, что женщины не с одной с нами планеты, что они плод некой генетической мутации, существующей по каким-то своим неведомым нам, мужчинам, законам.

Какая там, черт возьми, бордовая помада?! Пломба поставлена на первый премоляр верхней челюсти. Туда надо с фонариком заглядывать, чтобы увидеть... Да и то, вряд ли, получится.

Я уже было открываю рот для достойного ответа, когда Элла Вальц меня опережает: