– Да ладно! – я начинаю терять терпение. – У меня чрезвычайная ситуация. Потеряна добрая половина парадного платья. Выделите для меня и свиты какой-нибудь сарай. Я не привередливая. Мне надо привести себя в порядок, чтобы не сверкать перед монахами голыми ногами и подвергать их искушению, и выспаться.

Вообще у них тут все сложно с религией. Первоначально монахи обоих полов жили вместе, что соответствует концепции буддизма. Но постепенно монашек отселили. В Китае дурно относятся к женщинам, которые отказываются вступать в брак и рожать детей. Послушание жены является одним из столпов процветания семьи и государства.

Поэтому женское монашество как бы отделено от мужского. Это я так, к слову. Уйти-то в монастырь у нас в принципе можно, если ты женщина. Но по головке за это не погладят и почести не воздадут, вот я к чему. Неравноправие и тут процветает. Одно слово: средневековье китайское!

По богине Гуаньинь тоже спорно. Она первоначально изображалась мужчиной. Но победило милосердие. Которое больше присуще женщинам. На это и напираю:

– Хочу попросить помощи у всемогущей Гуаньинь. Неужто вы мне откажете?

И монах ломается. Окидывает меня внимательным взглядом, после чего говорит:

– Да уж, помолиться вам необходимо. Здесь есть пещера, созданная самой природой. А в ней – священная статуя богини Гуаньинь, великой и милосердной. Я вам покажу, где это.

– Вот спасибо!

– Заночуете в Западной части монастыря. Там покои для высоких гостей и келья Учителя.

– Аббата что ли?

– Кто такой аббат? – подозрительно спрашивает монах.

– Главный проповедник. Тот, которого все безоговорочно слушаются.

– Почитают, – поправляет упрямец.

А меня уже достали эти препирательства. Я до смерти хочу, есть и спать. Но старюсь сохранить лицо. И, разместив свою свиту в каких-то пыльных павильонах, тащусь в пещеру, просветлиться. Иначе меня отсюда выпрут. Мало того, что это мужской монастырь, здесь явно никаких послаблений усиленному режиму. Ну, монастрырь-монастырь, короче. В квадрате.

Вот же занесла нелегкая!

Я даже не сразу смогла по достоинству оценить царящий здесь покой и возможность для полного уединения. Потому что вокруг не только огромные деревья редких пород, но и живая стена бамбука! И крыши, крыши, крыши… Поросшие травой и мхом, а иногда и мини-рощами, где густая трава перемежается с цветущими кустами. Но все это мне предстоит осмотреть и оценить уже при свете дня.

Пока придворные дамы пытаются организовать нам ужин, в сопровождении все того же монаха плетусь к живописному пруду.

В густых и вязких, как манная каша сумерках мне плохо видно, что именно здесь растет. Попахивает болотом, но, может, это корни лотосов гниют? Меня кто-то кусает за ноги, нещадно чешется шея. Но я мужественно отстаиваю свое право находиться в мужском монастыре.

– У нас гости, – предупреждает монах кого-то, сидящего на берегу священного пруда.

Мужчина встает. Он довольно высокого роста, но изящен, как истинный аристократ. Этого даже надетый на монахе балахон не скрывает. Фигура затворника мне кажется смутно знакомой. Хорошо бы услышать его голос, тогда я точно вспомню, где и когда мы раньше встречались.

Но мужчина молчит и пятится в темноту, сделав знак рукой моему спутнику. Без меня, мол.

– Кто это? – с любопытством спрашиваю я.

Буддийские монахи не столь целомудренны, как их коллеги по христианской церкви. Хотя и среди попов с кардиналами во все века хватало распутников. Которые имели любовниц. А в Китае лишенные мужского внимания наложницы частенько приглашают в свои покои проповедников на вполне законных основаниях. Типа просветлиться и набраться ума. Чего они там, в итоге набираются, знают только палачи в застенках.