— Смогу. Обойдусь без лучшего друга, — язвлю я, посылая в него волны пренебрежения. — Одним больше, одним меньше, какая разница? 

— Друга? Ты со всеми своими друзьями такая? — он вдруг берет меня в захват, разворачивает на кресле и прижимает спиной к своей груди. Бедрами я оказываюсь фактически у него на коленях. Наши взгляды встречаются в отражении зеркала заднего вида. Чет возьми, что он делает? Смерти нашей хочет? Мы оба ходячие трупы, если кто-то об этом узнает. 

— Мне больно, отпусти, — уже не пытаюсь вырваться, но всем своим видом показываю то, что прикасаться ко мне так он не имеет права. Да, я хочу этого, жажду всем сердцем. Но в то же время мне тошно осознавать, что подобным образом Мердер лапает всех своих многочисленных шлюх. Он такой абсолютно со всеми… Я интересна ему лишь по одной банальной причине — я недоступна.  

— Вряд ли тебе больно, Пикси. И на мой вопрос ты так и не ответила. 

— Какой к черту вопрос? 

— Ты готова для всех своих дружков с «Саботажа»? И для того, кому позволила себя лапать? —  рычит мне в ухо, прикусывая мочку. 

Я умираю, ощущая его прикосновения, его дыхание. Рука Мердера забирается мне под юбку, ладонь замирает на внутренней стороне бедра. Мои ноги непроизвольно раздвигаются, слабеют, немеют… Разум растекается внутри головы, отдавая бразды правления животным инстинктам. Я хочу почувствовать его руку там, где касаюсь себя сама, представляя его… каждый раз. Проклятье. 

Что мы делаем? Что он делает? Одно дело мои влажные мечты обо всем этом, другое дело — реальность, цена за которую может оказаться слишком высокой. 

— Да кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать, — слабо шепчу я, теряя способность говорить внятно. Второй рукой он все еще держит меня за подбородок, заставляя вновь взглянуть в зеркало. 

В его глаза. 

И я впервые вижу их такими животными, затуманенными. 

Словно сейчас для него нет правил, ограничений, моральных устоев. Словно сейчас им правит та темная сторона, которую он так долго держал рядом со мной на привязи. 

— Я тот, кто покажет тебе себя настоящую, девочка. Ты уже достаточно взрослая, чтобы с ней познакомиться, не так ли? Ответь мне, Пикси… ты доверяешь мне? — и я закрываю глаза, крепко зажмурившись и растворяясь в новых ощущениях, что чувствуются, как падение в бездну без парашюта. 

Мердер

— Нет, — отвечают лживые губы. Я не верю им, она сама не верит, а полумрак в салоне обещает укрытие от ненужного стыда и пустых сомнений. Никаких границ, маленькая ведьма. Я переплюну твои порочные фантазии. Теперь тебе будет, что представлять ночью под одеялом. Ты захочешь повторить. Ты не сможешь без этого жить. 

— Открой глаза. Я хочу, чтобы ты видела все, что я собираюсь с тобой сделать, — сдвинув ладонь под короткой юбкой, я накрываю ее лобок, и Энджи давится возмущенным всхлипом.

 — Нет, — шипит, ошарашено распахивая ресницы. В темнеющих радужках бушует шторм, зрачки напоминают спелые маслины, пересохшие губы жадно хватают воздух. Это — да. Стопроцентное «ДА». 

— Я крайне редко слышу «нет», Пикси, — провожу большим пальцем по центру кружевного клочка белья. — Практически никогда, — требовательно надавливаю там, где она особенно чувствительна, выбивая из легких Энджи шумный выдох и еще одно сдавленное жалкое «нет». — Это неправильный ответ, — отпустив подрагивающий подбородок, рывком задираю хлипкий топ, обнажая небольшие аккуратные груди. 

Я знаю, как они выглядят. Неоднократно любовался розовыми маленькими сосками, превращающимися в твердые горошины, когда их владелица возбуждалась, а в последнее время она делала это непристойно часто. Почти каждую ночь. С моим именем на пухлых губах и мечтами о моем члене между ног.