Водитель газует с места мгновенно, как только я оказываюсь в машине.  

Несколько минут я ничего не соображаю от ужаса, стальными кольцами сковавшем мое тело. Я на сто процентов уверена, что это люди отца. И задавать им вопросы и вырываться — делать себе только хуже. Нервная мелкая дрожь бьет меня раз за разом, оставляя наедине с пугающими мыслями и похоронным маршем. 

Вдруг джип резко останавливается, вдоволь накатавшись по пустынным валунам. Меня все еще тошнит от мыслей о Мердере и резкой езде по песчаным горкам, но я сдерживаюсь изо всех сил. 

Задняя дверь открывается с резким хлопком. 

— Свободны, — знакомый голос отдает вышибалам неоспоримый приказ. 

В поверхность кожи словно тысяча ледяных игл вонзается. Глубоко, медленно, мучительно. Каждая клеточка тела сотрясается в нервном танце. Разъяренный мужчина хватает меня за ворот топа, словно нашкодившего котенка, и рывком переносит на переднее кресло автомобиля.  

Коулман, мать его, молча обходит машину спереди, пока в моей душе закипает гнев, несовместимый с его чертовой жизнью. 

Я убью его, задушу голыми руками. 

— Ты совсем сдурел? — вскрикиваю я, как только Мердер занимает место водителя. — Ты что наделал? Зачем? Я чуть не умерла от страха, подумала, что это Гелик отца! — действительно, в темноте мне было не до разглядывания номеров. — А если кто-то на «Саботаже» подумает, что меня украли, и рассекретит всех нас? 

— Прекрати! — четко бросает Коулман. Мердер из тех людей, которым не нужно кричать или повторять дважды, чтобы быть понятым и услышанным. Желваки на его скулах подрагивают, мышцы бугрятся под черной футболкой. В глазах отражается ярость, направленная в мою сторону, которую я совершенно не заслужила. В такие моменты его серо-зеленые глаза превращаются в потемневшее серебро, в котором мелькает самое темное мое отражение.  — Ты слишком боишься последствий.

— А ты не боишься? Ты посадил в свою машину дочь шейха! — возражаю я, взмахивая руками. 

— Я одного боюсь, — Мердер берет меня за скулы, с силой сжимая их. Ненависть к Коулману сменяется легким томлением внизу живота, всегда возникающим из ниоткуда, стоит ему лишь прикоснуться ко мне. Чувствую себя маленькой и беспомощной рядом с ним, несмотря на то, что бодаюсь изо всех сил. 

Сердце бешено колотится, а он все ближе и ближе. Да куда уж ближе? Мы в одной машине, где каждый дюйм пропитан его парфюмом. И как я сразу не распознала его?  

— Руки убрал, — разъяренно шиплю я. Долгожданный похититель бросает снисходительный взгляд на мой рот. Смотрит так, словно мысленно уже заткнул его чем-то внушительным. — Убрал, я сказала, — повторяю со свойственной мне дерзостью. 

— А то что? — цедит сквозь зубы мужчина, наклоняясь ближе. 

Теперь я уже чувствую не только его парфюм, но и запах тела. Хочется оттолкнуть его от себя, хочется прижаться к его груди и дышать им, будто бы внешнего мира не существует. Словно мне можно… нам можно. Позволить себе то, что кажется таким немыслимым, невозможным. 

Боже, прошу. Только один раз. Хотя бы один раз с ним. Прежде чем отдашь меня на всю жизнь нелюбимому, я хочу быть с ним, хотя бы один гребанный раз… по-настоящему, по-взрослому. Запредельно близко, единым целым.  

Хочу читать его мысли, внимать его пустым обещаниям, задыхаться на его груди… Даймне ощутить настоящую жизнь и любовь, прежде чем убьешь меня этим проклятым навязанным браком. 

— Расскажу Амирану, какой ты лживый ублюдок! 

— И как? Сможешь жить, если меня выкинут из страны? — секунда, и Коул еще ближе. Дышит около моих губ, проводит по нижней большим пальцем.