— Я ждала, Амиран. Каждую минуту, — импульсивно отзывается моя раненая тигрица. — Места себе не находила. Но два дня, Ран?

— Такое случается, Лиса. Не я придумываю правила безопасности, но они необходимы.

—  Мы так срочно вылетели, я испугалась, Ран. За тебя испугалась.

— За меня не нужно бояться, Алиса, — уверенно шепчу, целуя ее в висок, не подозревая, что однажды это утверждение сработает против нас. 

— Жена твоего отца сказала, что тебя нет во дворце. 

— Зарина там не живет уже много лет, tatlim. У жён отца отдельные резиденции. 

Алисия затихает, осмысливая услышанное, и делает совершенно неправильные бредовые выводы.

— Меня ты тоже отселишь? 

— Не говори ерунду. Что я буду без тебя делать в огромном дворце? — коснувшись губами холодного лба, мягко говорю я. 

— Приведёшь другую жену, невинную и покорную, — продолжает себя накручивать Лиса. — Такую, как Жасмин, она родит тебе сыновей столько, сколько скажешь. 

— Я не хочу сыновей от Жасмин, — вздохнув, отвечаю я. — И Жасмин не хочу. 

— Она сказала, что ты собирался на ней жениться, — дрогнувшим голосом шепчет tatlim. — Она показала мне подарок, кулон и…

— Алиса, — уверенно прерываю поток ее слов, приложив палец к сухим губам. — Я видел Жасмин аль-Бассам дважды и оба раза мельком. Никогда не говорил с ней и точно не дарил никаких кулонов. Все, что говорили, эти две женщины — ложь. Есть только ты и я, других не существует. Ты никому не должна верить. Только мне. 

— Я не поверила, Мир, — выслушав, доверительно признается Алисия. — Я чувствую, что никого кроме меня нет.

— Правильно чувствуешь, Лиса. 

— Ты, правда, никогда не влюблялся?

— Нет, никогда.

— А сейчас? — в тихом голосе звучит непривычная робость, сдавливающая грудную клетку до боли.

— И сейчас — нет. 

Алисия растерянно замолкает, одергивая руку. Несколько секунд лежит неподвижно, а потом упирается ладонью в мое плечо.

— Тихо, сладкая, — обхватив тонкое запястье, нежно поглаживаю его подушечками пальцев. — Ты задала неправильный вопрос. Я действительно не знаю, что такое влюблённость. Эта стадия меня миновала. Перебирать варианты оставлю другим, тем, кто не готов принимать решения и брать на себя ответственность. Я придерживаюсь правила, что мужчина выбирает веру, родину и любимую женщину один раз в жизни, и буду сражаться за свой выбор до конца. Ты очень давно и очень глубоко в моем сердце, tatlim, и это никогда не изменится.

— А если я никогда не рожу тебе сыновей? — несчастным голосом спрашивает Алисия.

— Родишь, — твердо заверяю я, отметая любые сомнения. — Сыновей, дочерей или обоих сразу. Врач сказал, что нет никаких причин, по которым ты не сможешь забеременеть и выносить ребёнка. 

— Я не скоро смогу решиться снова..., — подавленно шепчет Алиса.

— Я тебя не тороплю, tatlim.

Она отстраняется, чтобы запрокинуть голову и взглянуть на меня. Сердце сжимается и горит, когда я вижу ее заплаканное мертвенно-бледное лицо, потрескавшиеся губы, покрасневшие веки, окружённые темными кругами. 

— Я должен был сказать это в самом начале, — произношу с запоздалым пониманием. Наши взгляды соприкасаются в глубоком тягостном молчании. Сотни слов горят на языке и ни одного правильного. Я не верю в слова, но Алисе они нужны сейчас. — Я много чего наворотил, tatlim. Меня оправдывает только то, что я боролся за то, что считаю своим. Мой отец не боролся. Никогда и ни за кого из нас. Почему я должен был отпустить тебя? Я не мог этого сделать. Никогда не смогу. 

— Не отпускай, Ран, — отзывается нежным шепотом, пристально всматриваясь в мое лицо. — У тебя капилляры в глазах полопались, — прохладные кончики ее пальцев трогают мои скулы, а мне кажется, что они касаются сердца.  Алиса облизывает губы, неотрывно и внимательно рассматривая мое лицо.