– Кравчик?

– Хустав, – поправился оговорившийся войт. – Наши его токмо Хуставом знают. Вы уж строго не судите… Жизнь, она же разной статься может, так ведь? Мне только одно главное, что мельник он добрый. И столько лет для нас опора. Чего уж говорить. А чем и кем он раньше был, то выпытывать не стану, – категорически заявил староста. – Любой заслуживает новой жизни и благостей за свои старания.

– И давно Хустав у вас мельник в Комарине?

– Да четверть века ужно, а то и больше.

Бреган определённые выводы из беседы с мельником всё же сделал и чуть изменил изначально намеченный в уме план действий.

Они вновь вернулись к жилищу войта. Штепан раздобыл старенькую карту и отдал её во временное пользование гостю. Карта обозначала примерное расположение деревушек и бароновой крепости. Скопление чёрных столбиков, именуемое Комарин, соединено было линиями с другим таким же скоплением, но только поменьше, носящим название Заречный. Оба села тянулись длинными пуповинами рек к серому овалу озера, находящемуся южнее в лесу. Овал был обозначен о. Киртыш. А ручей, что Бреган видел у мельницы, и был той самой речкой Киртышенкой, что вела на юг от деревни в чащу к озеру, хоть и большим крюком.

– Тут Зареченские рыбаки наших повылавливали… Василя, Хуберта и остальных … Пусть их душам будет мир … – произнёс староста, указывая на участок южнее Заречного. Там Штепан ткнул коротким пальцем в устье лесной Киртышенки, речка впадала в могучую и стремительную Видвору, через которую с большим трудом перебрался три дня назад Бреган со своими людьми.

– А девки ваши куда бельё стирать ходили, прежде чем пропасть?

– А это по Киртышенке вниз. Там шагов… триста будет, – провёл пальцем от мельницы Штепан, – там такое место… песку много у воды. И рогоза. Если пойдёте, не пропустите: там заросли ольхи чёрной с того берега. Смородины много с шиповником. Но это уж дальше.

Бреган вгляделся в область западнее Комарина.

– А тут что? Поле?

– Поля, да, – кивнул войт. – Уж сеем, пашем, что могём делаем.

– Вот как … И что растёт?

– Пшеница, долгунец лён.

– И шибко растёт?

– Да куда там … Уж навозились мы прошлым годом … Земля, милсдарь, не добра. Хоть и суглинок, а такой бедный и скупой, что еле поросло всё. Особливо долгунец не порос. А нам как? Ни тебе маслу, ни ниток. А оброк как барону платить? Ох, он и обозлился на нас прошлым годом… – пожаловался войт.

Бреган взглянул ещё раз на карту. Деревеньки, озеро. И всё от Видворы на юге до бароновой крепости на севере – густой лес.

– Вы это… – осторожно начал Штепан, – поищите уж там…

– Ну, женщин не вернуть уже, – войт на это сокрушенно закивал, – уж месяц прошёл. А вот сына мельника вашего, может, и поймаем. Но обещать не обещаю.

– А вы что думаете сами? Сбежал?

– Да тут думать то чего? Либо за девкой своей в лес побежал, тогда найти его можно ещё. Либо собрался да за лучшей жизнью пошёл, подальше от тятеньки.

– Нееет, он не ушёл бы ни за что. У него ж тут всё – и Лесенька, и труд его, и с отцом работа. А уж помощь кому если в деревне в чём нужна, так всем поможет, кого угодно спросите. А рукастый какой …

– А в чём талант его?

– По дереву режет. А уж ложки какие у него – загляденье. У нас пока к дереву доступность была, все как навырезают ложек, черпаков, посуды разной. А требование до неё знаете какое? Уууу. У любого спросите. Так что без дела тут не сидели. Наши ложек нарежут, корзин наплетут и на рынке, у крепости торгуют. Так бойко раскупают их! Улетают! – развеселился Штепан. – Особенно расписные скупить любят. Ну, те, что киноварью и золотом блестят. А Микош наш нарежет, распишет, на рынок с ними придёт, так там за час корзины все и опустошаются. Всё раскупают. Так что он у нас и резчик, и красильщик, и лачила.