– Мама, убери Волчка, он мне ножки ест!

Маргарита очнулась от крика. Ион разметал свои покрывала, выпростал руку и пытался загородить то место, где у него были ноги.

– Мама! – кричал он на своем языке. – Мама, прогони волка, меня кусает волк!

Маргарита похлопала Иона по щекам, тот проснулся и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ.

– Вы мне не поверите, но за время войны я не убил ни одного противника и даже не сделал ни одного выстрела. Я видел русских только точками конников на горизонте, сопровождающими нашу колонну, подобно призракам.

– Казаки! Казаки! – кричали все при появлении этих точек.

Колонна останавливалась. Артиллеристы заряжали пушку, пускали ядро, и казаки исчезали.

Впервые я увидел русского солдата во плоти уже в так называемой Русской Литве, то есть, в провинциях, отошедших к России относительно давно, с жителями значительно менее дружелюбными. То был пожилой усатый гренадер с нашивками на рукаве и серьгой в ухе, которого захватили спящим в стоге сена. Казалось, этот ветеран все никак не хочет поверить в то, что попался на такой глупости. Вместо того, чтобы радоваться, что его не закололи на месте, он без конца плевался, ворчал и смешил конвоиров выразительными упоминаниями матери.

Когда привели пленного, я пил чай возле палатки нашего батальонного командира майора Сливича, на досуге любившего побеседовать со мною, как с просвещенным человеком. Пленному развязали руки и дали напиться воды.

– Кто ты таков, какого полка и кто твой начальник? – спросил Сливич, который сделал одну кампанию за Александра I, другую против него, и недурно объяснялся по-русски.