Однако широкое хождение в народе получила версия о насильственной смерти Дмитрия. Ее распространяли дядья царевича, Михаил и Григорий Нагие, назвав при этом даже убийц, якобы подосланных Годуновым. Ими были, по словам Нагих, дьяк Битяговский, его сын Данила, племянник дьяка Никита Качалов и сын мамки Дмитрия Осип Волохов.

Виноваты ли в преступлении названные – не выяснено. Возможно, Нагие из мести оговорили ненавистного Битяговского (от которого приняли много притеснений и унижений), а заодно его сына Данилу и племянника. Осип же Волохов попал под руку. Однако в тот день, 15 мая 1591 года, все четверо поплатились жизнями. Когда к месту происшествия сбежался народ, царица Мария и ее братья показали на Битяговских, Качалова, Волохова как на убийц, и те были тут же растерзаны толпой.

Современники царя Федора свидетельствуют, что, получив известие о смерти брата в Угличе, царь вначале сильно горевал, но некоторое время спустя в его поведении произошли резкие перемены. Он не только перестал убиваться по брату, но и до конца своих дней не поставил за упокой Дмитрия ни одной свечки, чего, по своей редчайшей богомольности, никогда бы не сделал, если бы был уверен, что брата нет в живых.

Следственная комиссия допросила почти полторы сотни свидетелей и составила так называемый «Обыск», то есть следственное дело. Оно долгое время пылилось в архиве, но в конце концов попало на глаза исследователям, и его изучение дало немало пищи для размышлений. Выяснилось, что в нем не хватает весьма важных документов: показаний Марии Нагой, свидетельств о смерти царевича и протокола осмотра его тела. Почему?

Может быть, состояние юриспруденции и медицины в конце XVI века было таково, что подобные формальности не требовались? Но множество судебных дел, сохранившихся с той эпохи, доказывают: акт об осмотре тела и медицинское свидетельство были обязательны.

В «Обыске» это правило нарушено. Что дал бы осмотр тела? Вероятно, обнаружили бы множественные ранения (объявлено, что убийц четверо), а не одну рану, и подтвердилась бы версия о заказном убийстве. А поскольку в организации его подозревался Борис Годунов, пришлось спасать его репутацию, и «Обыск» сфальсифицировали.

Пока удовлетворимся таким ответом. Следующий вопрос: страдал ли царевич эпилепсией? На первый взгляд это кажется неправомерным. Мыслимо ли сомневаться в столь хрестоматийном факте? Да, но нет ни одного документа, датированного ранее мая 1591 года, где упоминалось бы о болезни Дмитрия. Впервые о ней сказано именно в «Обыске», откуда эта информация затем перекочевала во все ученые (и учебные!) труды.

Или «черный недуг» царевича усиленно скрывали? Не исключено. Однако жизнь чаще всего подтверждает поговорку: шила в мешке не утаишь. Как бы строго ни блюли тайну о состоянии здоровья наследника трона, рано или поздно что-то вышло бы наружу. Но никаких «утечек» не зафиксировано. Кроме того, если царевич болел падучей, кто же поверит, что мать запросто отпустила его во двор играть с ножом?! Ведь для семейства Нагих Дмитрий был не просто родным, а наследником престола – что, во-первых, гарантировало ссыльным Нагим личную безопасность, а во-вторых, давало им уверенность в будущем. Все знали: царь Федор вряд ли долго протянет, и тогда на трон взойдет Дмитрий. А коли так, ни о какой небрежности надзора за ним не могло идти речи. Как, например, опекали царевича Алексея, больного гемофилией? С него буквально не спускали глаз, денно и нощно о нем заботились квалифицированные врачи, за ним ходил по пятам (и нередко носил его на руках) специально приставленный дядька, матрос Деревенко, и уж, конечно, Алексею были запрещены все резвые игры, при которых он мог бы пораниться.