Но антидепрессанты не могли излечить другую душевную рану Лики, рану, которую ей нанёс Тимофей. Девушка сотни раз говорила себе, что сама виновата, что его романтический интерес - просто выдумка, в которую Лика охотно поверила. Поэтому всё сложилось так, как сложилось.

Чтобы хоть как-то отвлечься, она снова возобновила походы в лазарет во время дежурства Кости. Тот, казалось, был этому рад и принялся рассказывать новые красочные истории о своём выдуманном прошлом. Лику они забавляли, девушка стала чаще улыбаться.

Однако, эти посиделки не одобрял Станислав. Сначала он подозрительно смотрел на обоих, задерживаясь взглядом на лице Лики, словно хотел отыскать на нём следы какого-то страшного недуга. Потом, коротко кивнув, скрывался в соседней комнате. Костя при этом жутко нервничал и глупо улыбался, Лика понимала, что ей пора и прощалась. Улыбчивый доктор торопливо провожал её до дверей лазарета и виновато пожимал плечами.

Лика вмиг переставала на него злиться за столь явное желание выдворить её и понимала, что на следующий день придёт снова послушать рассказы о базе на Юпитере и обнаруженных в этой зоне артефактах, способных перевернуть современные взгляды науки на происхождение человека.

Она отдавала себе отчёт, что Костя всё выдумывает: слишком уж необыкновенными были его приключения на службе, слишком красочным описание рутинных обязанностей, но ей льстила мысль, что доктор просто хочет её развлечь или произвести впечатление.

Девушка даже стала приглядываться к Косте, он был обаятелен, словоохотлив, наверное, даже умён, но её сердце упорно молчало. Он ей нравился только как друг.

Другое дело - Тимофей. Тот был ей неприятен, Лику страшно бесила его идеальность, и всё же она внутренним чутьём угадывала недосказанность. И порой чувствовала на себе его взгляд, от которого одновременно хотелось спрятаться и наоборот, откинув непослушную копну волос назад, гордо пройти мимо, неважно куда. Вместо всего этого она только беспомощно краснела и ненавидела в такие минуты свою робость. “Мямля”, — говорила она про себя и вспоминала, как ругала её Липа за неуклюжесть.

Внешне Киреев не сказал ей больше и двух слов, но тем не менее часто был на её стороне на собраниях, когда Деринов в который раз называл план по спасению выживших катастрофическим и безумным, гибельным для всех присутствующих и миссии в целом. Тимофей, разумеется, не оправдывал её перед капитаном, но всегда спешил отвлечь Деринова другими темами.

Однако, ко всеобщему неудовольствию, девушка вновь и вновь настаивала на своём. И нарвалась: после особенно бурных споров Деринов попросил её остаться. Он сидел и спокойно ждал, когда все выйдут. Все, кроме Тимофея. Это было неудивительно, поскольку заместитель должен быть в курсе всех планов капитана, но Лика почувствовала себя униженной дважды.

— Я попросил вас остаться, чтобы раз и навсегда прояснить ситуацию и больше не возвращаться к ненужным спорам, — начал Деринов, когда Лика присела напротив Киреева. Он смотрел ей в глаза усталым взглядом, словно говорил с капризным ребёнком, не желавшим понимать, что его родители не живут в пряничном королевстве детских грёз. — Это миссия очень важна для нашей страны, она предполагает не только обмен культурным опытом с разумной жизнью, но и, возможно, мы сможем использовать их военные технологии, если они того стоят. Вы понимаете, о чём я, или придётся пояснить?

Девушка опустила глаза. Она прекрасно осознавала, что дорогостоящую экспедицию не отправили только ради спасения десятка землян, без которых Родина вполне могла обойтись.