- Не желаете ли остаться с нами на вечерние чтения? – вежливо поинтересовался у меня Айви, своим мелодичным голосом мигом пробудив почти задавленное желание. Я мысленно принялась развешивать над головой обгаженные портки Гахрата.

- Желаем, - нагло ответила вместо меня Гарилла, державшая под мышкой тарелку с профитролями, прихваченную из-за стола, и метавшая их в рот один за другим: благо, они были с ноготь размером.

- Да, Ваше Высочество. С удовольствием, - слегка поклонилась я, устав бороться с неуемной сестрицей и решив, что лучшая стратегия – контраст. Раз уж исправить Гариллу никак нельзя, надо хотя бы показать, что не все в нашей семье такие.

Айви подставил было мне локоть, чтобы проводить в другой зал, но за предложенную конечность тут же уцепилась Гарилла и повисла на бедном парне, любовно пыхтя ему в ухо. Тот глянул на меня с неловкой растерянностью во взгляде. Прости, ничего не могу сделать, она на голову ушибленная. И на самом деле, так было даже лучше: терпеть желание, все ярче разгорающееся от общения с «первой любовью» моего тела, было проще на расстоянии.

Мы с братьями пошли следом за этими двумя, наблюдая, как жалкие попытки Гариллы придвинуться поближе вынуждают молодого человека смещаться все больше и больше в сторону. К счастью, скрести плечом по узорчатой стене ему не пришлось: пройдя небольшую галерею, мы все очутились в уютном зале со сводчатым потолком. Здесь было полно народу, все они негромко переговаривались, но, заметив королевскую чету, стихли и склонились в поклонах и реверансах.

За окном уже начало темнеть, и в зале были зажжены свечи, а еще горел большой камин. Их Величества расселись в креслах подле него и повелели «начинать». Амариэль слегка подтолкнул меня в сторону свободного пуфика. Я села, братья умостились рядом, прямо на ковре. Несчастный Айви, похоже, должен был сесть возле родителей, но недогадливая Гарилла повисла на нем мертвым грузом, не давая сдвинуться с места.

- Сестрица, идем ко мне, - позвала я, предлагая ей соседний пуфик и стараясь взглядом выразить все, что я думаю о ее поведении. Гарилла неохотно выпустила беднягу, и тот поспешил ретироваться.

- Что, его тоже нельзя? – прошипела Гарилла. – Он совершеннолетний и не женат.

- Только в закрытом помещении, где никто не видит, - шепотом напомнила я. – И только с его ясно выраженного согласия.

- А что, согласие можно выразить неясно? – удивилась сестрица. Ну да. С кем я разговариваю. Разве ж она слышала когда-нибудь о морально-этических нюансах? «Хочу» – вот и весь ее закон.

«Чтения» оказались, скорее, пением. В середину зала вышел благонравный старец (на вид лет тридцати) и приятным голосом нараспев начал зачитывать что-то на неизвестном мне языке, листая толстенную книгу на подставке.

Я ни слова не понимала из его речи, но каким-то неведомым образом – наверное, из интонаций – уловила, что рассказ идет о героическом деянии, страшных ударах судьбы, смерти людей и красивой, но безответной любви. Не знаю, права ли я была насчет возникшего в моей голове сюжета, но дамы промакивали глаза платочками ровно в тех местах, где представленного мной героя ждала очередная потеря.

- Скучно, - негромко протянула Гарилла.

Я пихнула ее локтем.

- Ну что-о? Ни слова же не понятно, - обиделась она.

- Посиди, подумай о чем-нибудь своем, - посоветовала я. – Главное, другим не мешай.

Но Гарилла вертелась все активнее и активнее и уже подозрительно поглядывала на аппетитную попку камердинера. Как бы не щипнула.

- Слушай, сходи-ка погуляй, - предложила я, скрепя сердце. – Глядишь, найдешь себе кого-нибудь. Амариэль тебя проводит.