– Вот за едой мне и расскажешь.

– А как же – когда я ем, я глух и нем? – усмехаюсь я, но Глафира Николаевна лишь рукой в ответ машет и покидает мою комнату. А я иду за ней.

 Глаша предлагает накрыть в столовой, но я хочу как раньше – когда я не успевала на семейный обед Глафира Николаевна кормила меня на своей кухне. Здесь всегда вкусно пахло.

 Передо мной ставят тарелку с драниками. Рядом миску салата и нарезанную, домашнюю пастурму из курицы, а ещё долму. Да, в этом доме всегда готовили еду разной кухни.

 Смотрю на долму и понимаю, что её готовила Гаяне, поэтому сразу отказываюсь. Честно, у старушки она получалась не очень, у Глаши вкусней, но когда Гаяне здесь – Глаше долму готовить не разрешают. 

– Ну, рассказывай, – устраивается рядом Глаша. – Где жила, чем занималась?

– Жила в одном чудесном городе, работала на большого человека, но как только того посадили – пришлось ретироваться, – отвечаю правду.

 Глафира Николаевна хватается рукой за грудь:

– Господи. И кем ты у него работала?

– Управляющей ресторана. 

– Фух, – вздыхает она, убирая руки с большой груди. – А за что его посадили?

– За разное, Глаш, это не важно, – отмахиваюсь я.

 Съедаю пару драников и ломтик пастурмы. Все, я наелась, мне достаточно. Но под гневным взглядом Глаши повинуюсь и пихаю в себя пару ложек овощного салата.

– Спасибо, – встаю из-за стола и стараюсь на Глашу не смотреть.

– В детстве ты могла съесть в два раза больше и не наесться, – подмечает Глаша сердито.

– Так то был растущий организм. А теперь он выросший, – улыбаюсь я и быстренько ухожу из кухни.

– Ох, в чем только душа держится, – кричит мне вслед Глаша. А затем и вовсе идёт за мной. Догоняет у лестницы. – Мама с Лианой вернутся к вечеру, сказали к ужину. Я хочу праздничный приготовить, ты что-то хочешь, рыба моя?

– Все, что ты готовишь феерично вкусно. Делай, что считаешь нужным, – улыбаюсь я и слышу в этот момент как открывается входная дверь.

 Сердце вдруг замирает. Я словно ожидаю одной встречи. Хотя не знаю в городе ли он вообще. Но скорее всего да.

 Я понимаю что не встретиться не получиться. В любом случае на сорок дней он явится. 

 Поворачиваю голову и вижу как в дом медленно, чуть прихрамывая, заходит Гаяне.

 Постарела.

 Волосы совсем белые, их Гаяне неизменно собирает в высокий пучок. Другой причёски у неё я не видела, разве что на праздники старушка свой пучок украшала заколками-цветочками.

 Брови тоже побелели. Лицо в морщинах. Я не помню уже какие у неё были тогда, какие появились сейчас. 

 Самое яркое на её лице – это глаза. Они у неё чёрные, как оливки. 

 Спину Гаяне держит как и прежде прямо. Для своего возраста тётка довольно стройная. Или может так тёмная одежда делает. Это тоже неизменно – зимой и летом в тёмном цвете.

– Здравствуйте, тетушка, – первой здороваюсь я.

 Гаяне лишь на секунду щурится, смотря на меня, словно не узнает. А затем переводит взгляд на Глашу. И та сразу же спешит к Гаяне и забирает из её рук две тряпичные, цветастые сумки.

 Господи, и они целы ещё? Им сколько лет! 

 Глаша уходит, а Гаяне степенно идёт к креслу, на меня косится.

– Я так и знала, – вместо приветствия выдаёт она ворчливо.

– Что знали? – фыркаю я и подхожу к дивану, что стоит напротив кресла, в которое уже плавно опустилась тетушка.

– Что приедешь, – отвечает она. – Своего не упустишь.

– А это вы о чем, тетушка? – снова фыркаю.

– Это я о наследстве.

– Думаете племянник ваш мне что-то оставил? – я устраиваюсь на диване и чуть наклоняюсь, близко к Гаяне, чтоб лицо её видеть. И она на меня смотрит, чуть поджав губы. Они тоже морщинами усыпаны, отчего кажутся зашитыми тонкими нитками.