Я переступаю порог дома, оказываюсь в просторной гостинной и меня сразу же окатывает волной воспоминаний, таких разных. И хороших, добрый и неприятных и даже болезненных. Всё перемешалось.

Мало что в гостиной изменилось. Мебель поменяли, но неизменно сохраняя её состав: угловой диван, два кресла, столик... а нет, столик остался тот же – стеклянный на резных, деревянных ножках. Ножки просто перекрасили под цвет новой мебели.

В доме стоит тишина. Такая непривычная. Здесь всегда, в любое время, было шумно.

– А где все? – интересуюсь я.

– Анна с Лианой на пляж уехали. А Гаяне на рынок.

– Гаяне? Жива ещё старушка? – удивляюсь я, одновременно пытаясь вспомнить, сколько тетушке Вагнера сейчас лет. Под девяносто уже. Ух, наверно ещё вреднее и угрюмей стала.

– Живее всех живых. Она ещё нас переживёт, – вздыхает Глафира Николаева. – И несколько раз построит. Активная, ужасно, бегает быстрей меня. Не нравятся ей, видите ли, овощи из магазина. На рынках якобы лучше...

– Сочувствую, – улыбаюсь я и снова обвожу взглядом пространство. Над камином висит семейный портрет. Меня на нем нет, зато есть кое-кто ещё. – Больше никто в доме не живёт? – нахмурившись, решаюсь спросить.

– Никто, – вздыхает Глаша. – Тебе твою комнату подготовить?

– А моя комнате ещё осталась? – удивленно уточняю.

– Конечно.

– Тогда пойдём.

Мы идём к лестнице, поднимаемся на второй этаж. И вскоре Глаша распахивает передо мной дверь. Захожу, озираясь и чувствуя почему-то тревогу.

Но в моей спальне ничего не поменялось. Даже медвежонок остался лежать там, где я его и оставила – на кровати, между подушками.

Глаша уходит. А я ставлю на стол у окна переноску, проверяю как там мой питомец. Он за эти пару дней много чего со мной перенёс. И держится молодцом. Надо будет ему дом побольше, да по-просторней.

Глафира возвращается, с полотенцем в руках, протягивает его мне.

– Через две недели сорок дней, – сообщает она, – много родственников приедут.

– Представляю, – киваю, принимая полотенце.

– Я рада, что ты вернулась.

Улыбаюсь Глаше, стараюсь сделать это искренне.

Хотя, на самом деле, её чувств я не очень-то разделяю.

2. Глава 2

– А-а-а! – верещит из комнаты Глаша и я сразу же выбегаю из душа.

– Что случилось? 

– Там... там... оно... чудовище! – Глафира Николаевна указывает пальцем на открытую переноску.

– Это не чудовище. Это Люцифер, – хихикаю я, доставая из переноски ящерицу. Кладу на ладонь и иду к Глаше.

– Свят, Свят, Свят, – крестится она, одновременно отходя от меня спиной.

– Он не страшный. И не опасный. Ручной. У него даже зубов нет. Так что бояться нечего, – я глажу Люцифера по спинке, а Глаша, приглядываясь, сдвигает брови у переносицы.

– Нет зубов? – удивленно спрашивает она. – А что он ест?

– Живой корм: сверчки, кузнечики, тараканы и гусеницы.

– Это что ж, их ловить надо?

– Нет. Они в зоомагазинах продаются, – фыркаю. 

– Раньше собачек и кошек заводили, ну хомячков там всяких, а сейчас этих чудовищ, – возмущается Глаша, но при этом уже без страха наблюдает за тем, как Люцифер взбирается по руке на моё плечо.

– Каждому свое. Я хотела домашнее животное и просто влюбилась в эту улыбку. Ты посмотри.

 С опаской, но Глаша присматривается.

– А действительно, словно улыбается. Ладно, клади его обратно и пойдем я тебя накормлю, – я послушно убираю Люцика в переноску и закрываю крышку. После открываю свой демона и переодеваюсь в короткое, летнее платье. Глаша, наблюдавшая за мной, фыркает: – Тощая ты все-таки, поди голодала все это время?

– Поверь мне, я очень даже неплохо ела, да и вообще жила.