— Вероятность была мала!

— Ты наплевал на собственного еще не рожденного дитя! Мы с Селин не хотим тебя видеть и имеем на это право. Вот так, Рамис. И никак иначе. И никакого завтра не будет.

— Это твоя правда. Сядь и выслушай мою, — требует Рамис.

Он тоже на взводе, и я это чувствовала.

Раньше я бы никогда не позволила себе говорить с ним в таком тоне. Никогда. Я была примерной и послушной женой, хотела семью и была верной своему мужу. Что мужчинам еще нужно?!

— А какая у тебя правда, Рамис? Мне было плохо, после вмешательства меня всю выкручивало наизнанку, а когда я позвонила на твой телефон, то услышала в трубке женский голос. Я знала, что ты изменяешь мне, и это не стало новостью. Я просто попросила эту женщину передать, что мне плохо. Но скорая приехала раньше. А ты ночью так и не вернулся.

Закончив свою речь, я тяжело дышу.

Лицо Рамиса меняется — от гнева до помешательства и растерянности. За считанные секунды.

— Я не знал, Айлин.

— Да, ведь с помощницей было всяко лучше, чем с больной женой, которую ты отправил умирать. Вот она — правда, Рамис. А свою ты оставь при себе, она ни черта не покроет.

Официанты вернулись со двора кафе, нарушив гробовую тишину.

Схватив со стола тарелки с остатками еды, я принимаюсь помогать нескольким официантам убирать зал. Я никогда не стыдилась убирать столы вместе со своими подчиненными, потому что когда-то я начинала именно с этого.

Рамис сидел неподвижно. Он сжимал в руках телефон, так и порываясь набрать кому-то, но тормозил себя и продолжал сидеть неподвижно.

Когда за окном совсем стемнело, а все столы почти были убраны, Рамис, наконец, поднялся.

— Я привез подарок для… Селин.

Бывший муж протягивает мне небольшую коробку, на которой изображен известный и очень дорогой бренд. Но не это поразило меня.

— Смартфон? — восклицаю.

— Последней модели. Я не успел подготовиться, узнал только вчера.

— Ей всего четыре, Рамис! Какой смартфон? Ты сейчас шутишь?

— Я без понятия, что дарят детям.

— Да, и это, знаешь, логично, — не могу удержаться. — Ведь легче, когда их просто нет.

— Айлин… — предупреждает Рамис.

Чуть сбавив тон, я возвращаю ему телефон и прошу:

— Послушай, Рамис. Я сказала дочери, что ее папа — летчик, и что он погиб на очень важном задании. Не порть ее впечатления о себе, Рамис.

— Ты много себе позволяешь, Айлин, — тяжело проговаривает он, сжимая челюсти.

— Нет-нет, совсем немного. Теперь я не та Айлин, которую можно положить на любую поверхность и делать, что хочется.

— Ты утрируешь, моя дорогая жена. Я не делал ничего против твоей воли, — прищуривается Рамис.

— Бывшая жена, — поправляю тут же.

Я вручаю Рамису дорогой смартфон, потому что не хочу принимать от него никаких подарков.

— Ты сделал со мной вещи похуже: насильно отправил меня в тот кабинет, пригрозив здоровьем родителей. Ты сказал, что если я тебя не послушаюсь, то однажды в родительской машине просто откажут тормоза. Ты помнишь, Рамис? Я помню! Я ничегошеньки не забыла…

— Довольно, Айлин, — злится Рамис, сжимая подарочную коробку в своих руках.

—…и, раз мы встретились, то я должна поделиться с тобой, — продолжаю говорить, чувствуя влагу на глазах. — Психотерапевт говорила мне, что когда делишься своей болью, то тебе становится легче.

Наспех вытерев с чего-то мокрые щеки, я поднимаю взгляд и добиваю Рамиса как можно больнее:

— Тогда у нас мог родиться сын. Я тебе не говорила, но срок был большой и на последнем узи перед вмешательством мне сказали, что это мальчик. У Селин мог быть братик. Я даже придумала ему имя, но ты чудовище, Рамис. Уезжай и не смей приближаться ни ко мне, ни к моей дочери, потому что мы больше не твои!..