Прошли годы… Я закончил гимназию, университет, поступил в службу по Департаменту… впрочем, не важно, и забыл о Жаклин (Фросе)

И вот эти дроги… Запряженные парой гнедых… Я остановил кучера. Нет, господа, это была не она. Не моя Жаклин (Фрося). Это был скончавшийся в белой горячке мещанин по сапожной части Фроим Грач…

На лихаче я доставил Вас к папеньке Вашему Ардальону Игнатьевичу на Воздвиженку. С тем чтобы встретиться уже на помолвке.

…Жаклин (Фрося) сильно сдала, но меня узнала…

Сначала она дрожала НЕПРИТВОРНЫМ страхом юной девы, а в конце была уже взрослой женщиной, вкусившей все прелести единения двух тел, а иногда и душ…

Какие все-таки мужчины – козлы!

Из ночи в ночь Я выхожу на улицы моего Города. Колесницы, кареты, авто везут меня по ресторациям, кабаре, портовым кабакам.

Где-то приветливо машут рукой, где-то подносят бокал «Клико», где-то призывно обнажается бедро, а где-то и 12-дюймовый клинок. Но наглеца быстро успокаивают, и вскорости его тело принимает река, а затем и море, чтобы наглец навсегда растворился в его водах.

Я всюду искал Вас.

Я искал Вас в заведении постаревшего Одиссея в Итаке. И не нашел.

Я искал Вас в аветинских лупанариях Рима. И не нашел.

Я искал Вас в портовых тавернах Марселя. И не нашел.

Я искал Вас в творчески-похотливой «Ротонде» ночного Парижа. И не нашел.

Я искал Вас в потных трактирах Охотного Ряда старушки Москвы. И не нашел.

Я искал Вас в хард-боповых клубах Нью-Йорка. И не нашел.

Я искал Вас в каждом притоне, каждого Города этого Мира. И не нашел.

Я буду искать вечно.

Кому-то ж надо…

Я – Талисман, Хранитель, Оберег моего Города. Как бы Он ни назывался.

Город, как бы Он ни назывался, знает, что пока Я брожу по Его притонам, все будет неизменно.

Потому что пока в этом Мире Мужчина ищет свою Женщину, все будет.

Притоны, Город, Мир…

Когда дни становятся длиннее, а жизнь – короче, бессонница поднимает меня с постели и гонит на полумертвую улицу. Рассвет еще размышляет, начинаться или нет, Солнце морщится от собственных лучей, одинокий дворник не местной национальности сметает в кучу два неопознанных окурка…

Я бреду по промзоне своей неродной Черкизовщины, где первая часть слова «промзона» отдает архаикой, а вторая не имеет ничего общего с общерусским значением этого слова. Справа – линия Окружной железной дороги, по которой ползет тепловоз неопознанного назначения. Он гудит. Я на всякий случай гужу в ответ.

Тепловоз останавливается. Из окна высовывается беспричинно улыбчивое лицо Машиниста.

– Сколько время, мужик? – интересуется он.

– А кто его знает, – доброжелательно отвечаю я.

– А-а, – прикидывает он в уме, – я думал – больше. А магазин, когда открывается?

– В восемь.

– А-а, – прикидывает он в уме, – я думал – раньше.

– А чего тебе – магазин с утра пораньше? – спрашиваю для поддержания разговора.

– А сам-то, что, не знаешь? – как-то обиженно спрашивает Машинист.

– Сам-то, что, знаю, – ничуть не обидевшись в ответ, отвечаю я, – только вот впервые вижу, чтобы за сам-то знаешь что – на тепловозе.

– А кроме него, никакого транспорта не было. Был один КамАЗ, но у меня шоферских прав нету.

Я понимающе кивнул головой.

Я поднялся по откосу к путям и вскочил на подножку тепловоза.

– Сворачивай налево, – сказал я Машинисту, – сейчас все сообразим.

– Понял, – кивнул он, – победно гуднул гудком и съехал с откоса…

– Сейчас куда?

– Дуй прямиком, – показал я на прямиком.

– Понял, – кивнул он, пересек Окружной проезд и уткнулся в бетонный забор вокруг чего-то сносимого.

– А щас куда? – взглядом спросил он.