Уже засыпая, я подумала, что мне все это приснилось или я сошла с ума. В Африке, когда мы лечили животных, Лена говорила, что высокая температура может вызвать отек мозга. Не знаю, что это такое, но прямо чувствую, что у меня отекли мозги.
Глава V
Лысый и котенок
Она разбудила меня, наверное, через три минуты после того, как моя голова коснулась подушки. Махнула рукой перед лицом, забив мне ноздри запахом тряпки, и я тут же открыла глаза.
– Не дергайся, Джерри, если не хочешь опять залить простыню.
Пятно на простыне подсохло и обрело странный коричневый цвет. Если согнуть простыню, засохшая кровь отваливалась мелкой корочкой.
– Меня зовут Жули.
Она молча пристраивала капельницу. Жутко хотелось спать, но рядом с ней было страшно находиться с закрытыми глазами. И с открытыми. Я таращилась на ее руку в синей медицинской перчатке. Она ловко воткнула капельницу и налила мне очередную порцию сиропа:
– Не засыпай, ты мне понадобишься через час.
Я сразу проснулась. Сироп застрял в горле комом горячей каши. Женщина, пахнущая тряпкой, невозмутимо закручивала бутылочку. Зачем? Что она еще придумала? Эта неживая женщина без глаз – чего она от меня хочет?! Перед глазами встал чердак и та свежая обезглавленная птица.
А если она заметила, что я выходила ночью?
Я закашлялась, и спазмы в горле вытолкнули всю ложку сиропа разом. Я угодила прямо ей на халат, почти в нагрудный карман. Ужас заставил вдохнуть, и горло схватил новый спазм. Я кашляла так, что думала, меня вырвет. А эта орала.
– Джерри! – Она схватила полотенце, мазнула несколько раз по пятну. Розоватый сироп размазался огромным кровавым пятнищем. – Вот что ты наделала?! – Она шлепнула этим полотенцем меня по физиономии. Запах тряпки врезал по ноздрям как кулаком, и меня все-таки вырвало.
Выпитая вода с остатками сиропа и кислотой плюхнулась на одеяло желтым пятном. От ужаса я не знала куда себя деть. Хотелось бежать, но я была привязана к капельнице.
– Ты что, издеваешься?! – Она вскочила резко, я думала, она меня опять ударит. Но она вылетела из комнаты, не забыв запереть дверь.
Несколько секунд я сидела на кровати, боясь пошевелиться, все казалось, что она вернется и тогда… Быстрые шаги по коридору, потом вниз по лестнице, хлопнула дверь – и тихо. Отчего так тихо, где все?
Я перевернула одеяло пятнами в ноги и легла. За окном орали птицы, было слышно даже сквозь закрытый стеклопакет. Где-то на моем этаже включили воду, подвинули что-то тяжелое, что-то уронили. И я опять провалилась в сон.
– Этак всю жизнь проспишь, и что потом вспомнить?
Лысый! Я вскочила на его голос, забыв о капельнице. Он сидел у моей кровати, небритый, сонный, пахнущий рекой и бензином. Явно только приехал.
– Я скучала. Где ты был? – Никогда не думала, что скажу это Лысому. Терпеть его не могу, а тут обрадовалась.
– Ездил помогать в новом корпусе. Там серьезная авария, до конца лета могут провозиться.
– До конца лета я не выдержу! – В носу толкались непрошеные слезы. Я сама от себя не ожидала тогда, разревелась прямо при нем.
Лысый тоже не ожидал. Он таращился на меня через очки и смаргивал, будто пытался прогнать наваждение.
– Да что с тобой? Петровна говорила, ты простудилась…
– Она злая! Она запирает меня и называет чужим именем…
– Обзывается, что ли?
– Нет…
– Послушай, она просто еще не привыкла к вам… Она до пенсии работала медсестрой во взрослой больнице и своих детей не нажила. Она боится тебя больше, чем ты ее, потому что не знает, что с тобой делать.
– И орет…
– Ты тоже орешь, когда чего-то боишься.