Валюшка часто обдумывала тот ужас, который привиделся ей, когда она лежала, окоченевшая, в сугробе.

Конечно же, это был только сон! Очень страшный и кошмарный, но сон. Чем больше времени проходило с тех пор, как Валюшка очнулась, тем отчетливей она это понимала. Она вспомнила, как еще в детдоме наткнулась в библиотеке на какую-то журнальную статью о том, что видят люди, переживающие клиническую смерть. Они рассказывали о каком-то темном коридоре, о каких-то огнях и странных голосах, о призраках… Ну вот, они видели темные коридоры, а Валюшка – какой-то там Хельхейм.

Странное название ей приснилось! Похожее на шелест поземки по льду… И вообще все было странно и страшно в том сне. Очень хорошо, что он больше не снится!

Таким же чудом, как возможность иметь свою комнату, наслаждаться одиночеством и размышлять, были еще три вещи.

Во-первых, телевизор смотреть никто не запрещал – хоть с утра до вечера и всю ночь напролет сиди перед ящиком.

Во-вторых, Валюшка могла есть мороженое сколько влезет. Это была теперь ее главная еда, просто фантастика! Каждый день порции по четыре съедала!

Мороженое в ее комнате хранилось в картонной коробке, которая стояла под окном. Там было так холодно, что мороженое не таяло.

А в-третьих, Валюшка могла гулять… гулять одна, в каком угодно направлении и сколько угодно времени. Никакого строя и сурового «детинампоравозвращаться»!

Марина Николаевна только умоляла ее держаться подальше от домов, на крышах которых громоздились сугробы и висели сосульки. А поскольку таких домов в Городишке было большинство, Валюшка шла в основном по обочине проезжей части, благо дорога была не больно-то оживленной, пока не переходила в федеральную трассу.

Идя вдоль этой трассы, можно было довольно скоро попасть на просторный речной берег. Сразу у дороги поднималось из сугробов какое-то несуразное строение с полинялой вывеской «У Фани». Должно быть, когда-то здесь было небольшое кафе, а потом его то ли закрыли на зиму, то ли вовсе забросили. На берегу, почти напротив бывшего кафе, виднелся огромный старый-престарый дебаркадер[2] – облезлый, давно потерявший первоначальный цвет. Чуть поодаль торчали прямо из снега почерневшие перила. Наверное, там был погребен в сугробах небольшой причал для лодок. Вообще весь берег был сплошь покрыт снегом, однако рыбаки протоптали к воде множество причудливо сплетающихся тропинок.

Валюшка уже знала, что Городишко исстари жил браконьерством, особенно летом. Судя по рассказам Сан Саныча, как потеплеет, много народу из Нижнего наезжает, да так все лето и проводит у реки, а дома, которые сейчас кажутся необитаемыми, оживают. Но и зимой речной лед был испещрен пятнами прорубей. В ясные дни около них несходно сидели люди в тулупах и валенках, то и дело странно взмахивая правой рукой, а порою и высоко вздергивая ее – с болтающейся на крючке щукой.

Валюшка однажды подошла и полюбопытствовала, что же это они делают и почему машут руками. Оказывается, у каждого рыбака было короткое удилище, а леска у него, как объяснил Валюшке один словоохотливый рыбак, очень длинная: такая, что блесна в виде маленькой серебристой рыбки ложится на дно. Чтобы рыбка поблескивала и казалась щуке живой, чтобы щука захотела на нее броситься и, значит, попасться на крючок, блесну надо постоянно вздергивать, шевелить. Вот рыбаки и помахивают рукой, отчего сама удочка называется «махалка».

Этот словоохотливый рыбак даже показал Валюшке полосу чистого, свободного от снега льда (такие полосы причудливо вились между сугробами, и было невозможно понять, почему где-то снег громоздится сугробами, а где-то даже не задерживается на льду), и она, встав на колени и низко-низко нагнувшись, разглядела под толщей темной воды, между колышущимися на дне растениями, серебряный промельк рыбки-блесны.